+7 (913) 0091331
ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ ПОМОЩЬ
военнослужащим и волонтерам, участвовавшим в специальной военной операции, а также их близким
военнослужащим и волонтерам, участвовавшим в специальной военной операции, а также их близким
Оказание бесплатной психологической помощи военным-участникам специальной операции на Украине и их родным, оказание психологической помощи и психологическая реабилитация волонтеров и работников НКО, оказывающих помощь пострадавшим на пострадавшим на территориях Донбасса и Украины.
Реализация проекта осуществляется при поддержке Фонда президентских грантов.
ПОДАТЬ ЗАЯВКУ НА ПОЛУЧЕНИЕ ПОМОЩИ
Укажите номер телефона для связи.
Заявки обрабатываются в течение суток.
Заявки обрабатываются в течение суток.
Нажимая на кнопку, вы даете согласие на обработку персональных данных и соглашаетесь c политикой конфиденциальности НП ВолонтерСиб.
Особенности психологической помощи участникам СВО
Лекция врача-психотерапевта Александрова Е.О.
Стресс. Самопомощь при стрессе.
Лекция врача-психотерапевта Ляха И.В.
Резильентность. ОРС и ПТСР.
Лекция врача-психотерапевта Ляха Игоря Вячеславовича
Помощь семьям участников СВО
Лекция врача-психотерапевта Ляха И.В.
Тревожность. Тревога. Страх
Лекция врача-психотерапевта Ляха Игоря Вячеславовича
Автор: Решетников Михаил Михайлович
Дадим современное определение
В настоящее время понятие «психическая травма» определяется как глубоко индивидуальная реакция на то или иное, как правило, трагическое или чрезвычайно значимое для личности событие, вызывающее чрезмерное психическое напряжение и последующие негативные переживания, которые не могут быть преодолены самостоятельно и вызывают устойчивые изменения состояния и поведения.
История появления термина
Понятие психической травмы впервые появилось в научной литературе в конце XIX века, но ее признание в качестве самостоятельной формы психического страдания растянулось почти на 100 лет, а дискуссия вокруг этой проблемы была настолько захватывающей, что заслуживает отдельного изложения и анализа. Я буду вынужден многое опустить, так как самый минимальный курс, который позволяет создать хотя бы наиболее общие представления о психической травме, составляет 96 часов.
Гипотеза о психогенном происхождении некоторых психических расстройств была сформулирована выдающимся французским психиатром Жаном-Мартеном Шарко еще в начале 1880-х годов при исследовании истерических параличей и парезов. В тот период уже было хорошо известно, что нарушения в чувствительной и/или двигательной сфере, возникающие вследствие физических травм, обусловлены повреждением нервных волокон. Эти нарушения имели четкую локализацию — только на область нарушенной иннервации — и в последующем оставались стабильными. В отличие от этого психогенные параличи оказывались совершенно не связанными с зонами иннервации. При этом такие параличи то появлялись, то исчезали, они могли успешно излечиваться внушением, а также искусственно вызываться с помощью гипноза.
Содержание понятия «психическая травма»
Понятие посттравматического невроза с признанием того, что он вызывается именно не физической, а психической травмой, впервые появилось в 1895 году. И уже тогда отмечалось, что психотравмирующее воздействие может оказать любое событие, которое вызывает мучительное чувство ужаса, страха, стыда или душевной боли. Однако при этом подчеркивалось, что, приобретет ли это событие характер травмы и вызовет невроз, зависит от «индивидуальной восприимчивости» конкретного человека. У нас в стране официальной медициной это положение было признано только в 1980 году.
Следует отметить специфическую особенность психических травм и их отличие от физических травм. При физических травмах, например, если травмирована рука, будет болеть рука. Психическая травма в большинстве случае вызывает психопатологические симптомы, казалось бы, никак не связанные с психической травмой. В качестве таких симптомов могут быть тики, заикание, нарушения сна, навязчивые мысли, снижение энергичности и ограничение интересов, неадекватное поведение, вплоть до шизофренического сдвига и аутизма, и т.д.
Повторю, что эти симптомы могут вообще никак не указывать на предшествующую психическую травму. Они обретают как бы самостоятельность и затем могут оставаться неизменными в течение всей жизни.
То есть психическая травма действует подобно инородному телу, которое попало в психику и нарушает ее нормальное функционирование. Здесь нужно сказать об одном уникальном феномене. Психопатологический симптом как бы заменяет и одновременно маскирует полученную психическую травму. Поясню: нередко травмы имеют такой характер, что о них не каждому расскажешь, например, о перенесенном унижении или изнасиловании. А вот о вдруг появившихся нарушениях сна, сердцебиении, дрожании рук или век, страхе замкнутых пространств или открытых площадей — можно рассказать почти каждому.
Однако при устойчивой психике постепенно даже самое негативное травмирующее воспоминание постепенно блекнет и лишается своей остроты. Но это зависит от того, была ли у личности возможность для энергичной реакции на травматическое событие, или такой возможности не было, или она была вынуждено подавлена, как например, при захвате в заложники.
Индивидуальные поведенческие реакции на травму имеют чрезвычайно широкий диапазон отреагирования: от немедленного отреагирования до отставленного на многие годы и даже десятилетия, от обычного плача по утрате до жестокого акта мести обидчику. Я напомню вам о случае нашего соотечественника Калоева, который долго готовился, выслеживал и затем убил диспетчера авиационного центра, виновного в гибели его жены и детей.
Индивидуальная значимость травмы снижается только тогда, когда удается отреагировать травматическое событие в достаточной мере. А эта мера у каждого индивидуальна. При психотерапии, то есть речевом отреагировании травмы, аффект также постепенно убывает. Но главное: травма должна быть обязательно отторгнута, чувства должны быть отреагированы вовне, выражены, выплеснуты или выплаканы, или рассказаны значимому человеку. Собственно на этом эффекте — на отторжении чувств с рассказом кому-то значимому — и основана вся психотерапия. Но прежде чем эта задача станет возможной для выполнения, психотерапевт должен стать значимой личностью для своего пациента, а это всегда очень непросто.
Нужно признать, что вообще любые (и позитивные, и негативные) человеческие эмоции для их адекватного переживания нуждаются в публичности. Где больше всего это проявляется? На свадьбах и на похоронах. Встреча с психологом или психотерапевтом, даже в условиях конфиденциальности и рассказа о том, о чем ни с кем не мог поговорить, это тоже вариант публичного предъявления травмы.
Качественно новое звучание понятие психической травмы приобретает в период Первой мировой войны, когда сразу несколько выдающихся психопатологов поставили вопрос о травматическом неврозе, причем — сразу с признанием его сугубо психологического происхождения (то есть без какого-либо повреждения тела, без предшествующей интоксикации, без инфекционного или травматического повреждения мозговой ткани).
Приведу такой исторический факт: в период Первой мировой войны в английском экспедиционном корпусе (который воевал в Европе) ежегодно из действующей армии по причине боевых неврозов увольнялось и отправлялось в Англию 10% всего личного состава. Это было сравнимо с боевыми потерями корпуса. Но здесь мы должны учитывать особый психологический фактор: эти солдаты и офицеры воевали на чужой территории, а не защищали от врага свои дома и свои семьи, как это было в нашей стране во время Второй мировой войны.
Концепция вытеснения травматических переживаний
Здесь нам придется обратиться к достаточно сложному феномену психологической защиты, получившему наименование «вытеснение». Когда личность получает мощную психическую травму и оказывается не в состоянии перенести эти трагические, ужасные, непонятные или даже чуждые ей переживания, они как бы вытесняются из памяти и сознания. Но они все равно остаются психике. Для пояснения напомню всем известный из школьной физики закон сохранения энергии, которая никогда никуда не исчезает, а только преобразуется из одних форм в другие (например, из электрической в тепловую или наоборот и т.д.). По аналогии с этим в психологии появляется закон «сохранения психических содержаний», которые также никуда не исчезают, а лишь преобразуются в другие формы. В результате таких преобразований те или иные тяжелые переживания трансформируются в патологические симптомы, в патологические мысли и патологическое поведение.
При этом, повторю еще раз, эти симптомы никак не указывают на конкретную психическую травму. Симптом просто говорит о каком-то душевном неблагополучии.
Напомню также, что по данным Всемирной организации здравоохранения, до 40% пациентов, которые обращаются за помощью к врачам общей практики с теми или иными жалобами на здоровье, не нуждаются ни в какой медицинской помощи, кроме психологической.
Навязчивое возвращение и фиксация травмы
Нужно обязательно упомянуть понятие «навязчивого возвращения». Этим термином характеризуются постоянные воспоминания о психической травме, проявления ее в сновидениях при малейших упоминаниях о подобных ситуациях в прессе, в кино и т.д. Нередко к этим явлениям присоединяется регресс к магическому мышлению, выраженность которого бывает разной. Одним из наиболее демонстративных примеров такого регресса является получившая трагическую известность искренняя вера некоторых матерей Беслана в возможность воскрешения их детей (которое предлагал осуществить за деньги якобы психолог по фамилии Гробовой).
Психодинамика травмы
Когда травматический процесс уже запущен, начинается внутренняя работа психики, и этот процесс также имеет свою специфику и динамику. Во-первых, психика трансформирует внешнюю травму во внутреннюю «самотравмирующую силу»; во-вторых, происходит малигнизация («озлокачествление») психологических защит, которые из системы самосохранения психики превращаются в систему ее самоуничтожения. Поэтому обращение к рациональной части психики оказывается весьма затруднительным, а нередко — предельно бесполезным. В ряде случаев психическая жизнь пострадавших в результате мощных психических травм редуцируется до минимальных или стереотипных реакций, наиболее ярко проявляющихся в утрате смыслов.
Важнейшей формой защиты является уже упомянутое вытеснение, то есть перевод неприемлемых для личности психических содержаний из сознательной сферы в бессознательное и удержание их там. Вытеснение называют еще «универсальным средством избегания конфликта», когда неприемлемые воспоминания вообще устраняются из сознания (но они все равно остаются в психике).
Когда стандартные варианты защиты не срабатывают, проявляется «вторая линия защит», так называемые примитивные защиты, основное предназначение которых состоит в том, чтобы непереносимая травма как бы вообще не была пережита, то есть происходит не переработка неприемлемой реальности, а уход от нее. В этих случаях мы сталкиваемся с проявлениями таких симптомов, как аутизм, трансовые состояния, множественные идентичности или расщепление личности, вплоть до шизофренического спектра.
Собственная работа горя
В последующем было установлено, что в норме у переживания горя имеется своя собственная динамика и своя психическая задача, которая должна быть выполнена.
Существует несколько стадий переработки горя, о каждой из которых, конечно же, нужно говорить долго и подробно. Но подчеркну только главное, что нужно понять: в зависимости от того, на какой стадии переживания горя вы встретились с вашим пациентом, напрямую будет зависеть ваша терапевтическая стратегия и тактика.
Приведу самую краткую характеристику стадий собственной работы горя:
Если психика перегружена переживаниями, которые невозможно отреагировать, нередко происходит соматизация психической травмы, когда «психическая энергия» преобразуется в «нервную энергию», то есть — «энергию иннервации органов или тканей». Но в отличие от обычной нервной регуляции деятельности всех внутренних органов, которая осуществляется с помощью импульсов определенной амплитуды и частоты, в данном случае из психической сферы в нервную систему происходит прорыв мощного энергетического потока «искаженного типа». Психическая сфера освобождается от чрезмерного перевозбуждения, а его разрядка направляется и осуществляется в соматической сфере. Именно так гипотетически описываются возникающие под влиянием сильных потрясений случаи инфарктов, инсультов, прободных язв желудка и подобных им психосоматических расстройств.
Институализация понятия «психическая травма»
Вначале травма определялась исключительно как результат внешнего воздействия и в терминах катастрофических событий. Или, если перевести это на обыденный язык: «кому-то просто очень не повезло, и он оказался в недобрый час в плохом месте». Исходя из этих представлений, считалось, что каждый, кто пережил какое-то трагическое событие (например, нападение грабителей, плен, пытки, изнасилование или внезапное стихийное бедствие), обязательно будет психологически травмированным.
Однако оказалось, что большинство людей, переживших катастрофические события, не проявляли сколько-нибудь существенных клинических симптомов и признаков, которые можно было бы оценить как последствия психических травм. Они отсутствовали у 54% изнасилованных женщин, у 91% попавших в автопроисшествия и т.д. В итоге были обоснованы представления о том, что участие в том или ином катастрофическом событии является необходимым, но недостаточным условием для психической травмы. Важна также психическая конституция и индивидуальный отклик на травму.
Специфика реакций на психическую травму в зависимости от возраста
Исследование состояния пострадавших при массовых психических травмах позволило выявить существенную специфику в последующей динамике их состояния в зависимости от возраста, в котором они находились в момент катастрофического события. В частности, было установлено, что у детей, которым на момент получения психической травмы было менее 5 лет, преобладающими являются различные нарушения речи или ее развития (более 70% всей наблюдаемой патологии). У детей 6–12 лет ведущим симптомом становится энурез, дополняемый расстройствами речи (78% патологии). Во многом аналогичное распределение наблюдалось и у подростков (13–18 лет), однако у них к наиболее частым синдромам присоединяется депрессия, которая становится ведущим типом расстройств во всех группах взрослых (19–30 и 31–50 лет).
О посттравматическом расстройстве
Еще в конце ХIX века психиатры обратили внимание на появление у солдат синдрома «психического истощения», который появлялся независимо от ранений и контузий — после сильных эмоциональных потрясений (бомбардировки, массовой гибели товарищей и т.д.). Этот синдром, как уже отмечалось, был затем — в период Первой мировой войны — выявлен у 60 тыс. британских солдат, и 44 тыс. были отправлены на родину на лечение.
Во время Второй мировой войны вводится новый термин: «боевое переутомление», в качестве основных проявлений которого описывались: повышенная тревожность, раздражительность, повышенная утомляемость, снижение внимания, астеническое состояние. Лечение состояло в отводе в тыл и временном отдыхе.
Но во время Второй мировой войны был сделан вывод, что во время боевых действий резко возрастает заболеваемость неврозами. Так, по данным отчета американских военных психиатров с января 1942 по июнь 1945 года в армии США был 1 млн случаев обращения по поводу нервно-психических расстройств, то есть такие расстройства отмечались у 25% военнослужащих. Но и здесь мы должны еще раз вспомнить о важном психологическом факторе — они воевали на чужой территории, а их домам и их семьям ничто не угрожало.
Последующее развитие эта проблема получила в процессе 9-летней Вьетнамской войны США (1964–1973), когда погибло 56 555 чел. и 303 000 получили ранения. Кстати — за 10-летнюю войну в Афганистане потери СССР составили: погибшими 11 381 чел., ранеными 49 985 чел., пропавшими без вести 311 чел.
Теперь о причинах внимания к посттравматическим расстройствам. Как только что было отмечено, во время Вьетнамской войны погибло около 60 тыс. американских военнослужащих. А после окончания этой войны покончили с собой 120 тысяч ветеранов. Одним из самых «урожайных» по самоубийствам был 2005 год, когда (через 25 лет после окончания войны) покончили с собой 6256 человек. То есть, как подсчитали наши американские коллеги, ежедневно сводили счеты с жизнью 17 ветеранов. Для сравнения — потери США при вторжении в Ирак (в 2003) составляли в среднем 2,4 чел. в день.
Клинические проявления посттравматического синдрома были выявлены у 20% американских ветеранов.
Эти проявления включают: повторяющиеся воспоминания о трагических событиях; повторяющиеся кошмарные сновидения, связанные с психической травмой; «flashback» — действия, словно трагическое событие происходит сейчас; мощные эмоциональные реакции на любые стимулы, напоминающие о травме; повышенная физиологическая реактивность (повышение АД, потливость, тремор); симптомы избегания любых стимулов, ассоциирующихся с травмой (кино, книг); избегание видов деятельности и мест, связанных с травмой; неспособность ясно вспомнить ситуацию, связанную с травмой; снижение интереса к тем видам деятельности и хобби, которые ранее были значимыми; чувство отчуждения и отстраненности от других людей; истощение эмоциональной сферы, в том числе — невозможность любить; немотивированные вспышки гнева и насильственных действий; утраты смыслов жизни и жизненной перспективы.
Повторю, что те или иные симптомы в различных комбинациях отмечались у 20% всех ветеранов. Но эти цифры явно занижены. Например, бытовое насилие в семьях американских ветеранов встречается в 5 раз чаще, чем среди гражданских лиц. Уровень разводов у ветеранов составляет 90%. Они также лидируют по показателям наркоманий, алкоголизма и преступного поведения. Через 20 лет после войны более 1/3 всех отбывающих заключение в тюрьмах США были ветеранами различных войн. Они же лидируют среди лиц, совершивших изнасилования. Каждый четвертый бездомный в США — это также ветеран (в 2005 году была зарегистрировано 194 254 таких бездомных ветеранов).
Самое главное, что все эти проявления асоциального и преступного поведения с годами начинают усиливаться. В 2007 году специальная исследовательская группа министерства обороны США констатировала, что психологические и психопатологические проблемы ветеранов демонстрируют «обескураживающий рост». С такими проблемами постоянно сталкиваются 40% военнослужащих сухопутных сил, до 30% морских пехотинцев, до 50% военнослужащих национальной гвардии. Поэтому психологическая реабилитация комбатантов нашими западными коллегами оценивается не только как гуманитарная миссия, но и как работа, направленная на предотвращения исходящей от них социальной опасности.
В заключение добавлю: я бы не стал проецировать эти данные на современную российскую армию, которая строится на качественно иных моральных и нравственных основаниях и выполняет свой патриотический долг перед соотечественниками. Но и полностью не учитывать опыт других войн было бы неверно.
Начну с малоприятной для всех нас констатации. Жизнь исходно травматична и еще никому не удавалось прожить ее без психических травм. И второе: если раньше мы подвергались психическим травмам изредка и в каком-то локальном месте, то сейчас, в силу развития средств массовой информации, мы становимся свидетелями различных психических травм практически ежедневно. При этом, как было обосновано моей английской коллегой Анжелой Конноли, в отличие от читаемой или воспринимаемой на слух информации, при ее визуальном восприятии каждый в той или иной мере становится как бы участником травматического события. При этом он, так или иначе, переживает чужую психическую травму как свою собственную. Например, идентифицируясь с жертвой или просто представляя чувства, которые испытывают родные и близкие пострадавших или погибших. Таким образом, мы можем говорить о хронификации психической травмы и параллельно — о ее рутинизации. То есть — травмы становятся как бы обычным явлением обыденной жизни.
Дадим современное определение
В настоящее время понятие «психическая травма» определяется как глубоко индивидуальная реакция на то или иное, как правило, трагическое или чрезвычайно значимое для личности событие, вызывающее чрезмерное психическое напряжение и последующие негативные переживания, которые не могут быть преодолены самостоятельно и вызывают устойчивые изменения состояния и поведения.
История появления термина
Понятие психической травмы впервые появилось в научной литературе в конце XIX века, но ее признание в качестве самостоятельной формы психического страдания растянулось почти на 100 лет, а дискуссия вокруг этой проблемы была настолько захватывающей, что заслуживает отдельного изложения и анализа. Я буду вынужден многое опустить, так как самый минимальный курс, который позволяет создать хотя бы наиболее общие представления о психической травме, составляет 96 часов.
Гипотеза о психогенном происхождении некоторых психических расстройств была сформулирована выдающимся французским психиатром Жаном-Мартеном Шарко еще в начале 1880-х годов при исследовании истерических параличей и парезов. В тот период уже было хорошо известно, что нарушения в чувствительной и/или двигательной сфере, возникающие вследствие физических травм, обусловлены повреждением нервных волокон. Эти нарушения имели четкую локализацию — только на область нарушенной иннервации — и в последующем оставались стабильными. В отличие от этого психогенные параличи оказывались совершенно не связанными с зонами иннервации. При этом такие параличи то появлялись, то исчезали, они могли успешно излечиваться внушением, а также искусственно вызываться с помощью гипноза.
Содержание понятия «психическая травма»
Понятие посттравматического невроза с признанием того, что он вызывается именно не физической, а психической травмой, впервые появилось в 1895 году. И уже тогда отмечалось, что психотравмирующее воздействие может оказать любое событие, которое вызывает мучительное чувство ужаса, страха, стыда или душевной боли. Однако при этом подчеркивалось, что, приобретет ли это событие характер травмы и вызовет невроз, зависит от «индивидуальной восприимчивости» конкретного человека. У нас в стране официальной медициной это положение было признано только в 1980 году.
Следует отметить специфическую особенность психических травм и их отличие от физических травм. При физических травмах, например, если травмирована рука, будет болеть рука. Психическая травма в большинстве случае вызывает психопатологические симптомы, казалось бы, никак не связанные с психической травмой. В качестве таких симптомов могут быть тики, заикание, нарушения сна, навязчивые мысли, снижение энергичности и ограничение интересов, неадекватное поведение, вплоть до шизофренического сдвига и аутизма, и т.д.
Повторю, что эти симптомы могут вообще никак не указывать на предшествующую психическую травму. Они обретают как бы самостоятельность и затем могут оставаться неизменными в течение всей жизни.
То есть психическая травма действует подобно инородному телу, которое попало в психику и нарушает ее нормальное функционирование. Здесь нужно сказать об одном уникальном феномене. Психопатологический симптом как бы заменяет и одновременно маскирует полученную психическую травму. Поясню: нередко травмы имеют такой характер, что о них не каждому расскажешь, например, о перенесенном унижении или изнасиловании. А вот о вдруг появившихся нарушениях сна, сердцебиении, дрожании рук или век, страхе замкнутых пространств или открытых площадей — можно рассказать почти каждому.
Однако при устойчивой психике постепенно даже самое негативное травмирующее воспоминание постепенно блекнет и лишается своей остроты. Но это зависит от того, была ли у личности возможность для энергичной реакции на травматическое событие, или такой возможности не было, или она была вынуждено подавлена, как например, при захвате в заложники.
Индивидуальные поведенческие реакции на травму имеют чрезвычайно широкий диапазон отреагирования: от немедленного отреагирования до отставленного на многие годы и даже десятилетия, от обычного плача по утрате до жестокого акта мести обидчику. Я напомню вам о случае нашего соотечественника Калоева, который долго готовился, выслеживал и затем убил диспетчера авиационного центра, виновного в гибели его жены и детей.
Индивидуальная значимость травмы снижается только тогда, когда удается отреагировать травматическое событие в достаточной мере. А эта мера у каждого индивидуальна. При психотерапии, то есть речевом отреагировании травмы, аффект также постепенно убывает. Но главное: травма должна быть обязательно отторгнута, чувства должны быть отреагированы вовне, выражены, выплеснуты или выплаканы, или рассказаны значимому человеку. Собственно на этом эффекте — на отторжении чувств с рассказом кому-то значимому — и основана вся психотерапия. Но прежде чем эта задача станет возможной для выполнения, психотерапевт должен стать значимой личностью для своего пациента, а это всегда очень непросто.
Нужно признать, что вообще любые (и позитивные, и негативные) человеческие эмоции для их адекватного переживания нуждаются в публичности. Где больше всего это проявляется? На свадьбах и на похоронах. Встреча с психологом или психотерапевтом, даже в условиях конфиденциальности и рассказа о том, о чем ни с кем не мог поговорить, это тоже вариант публичного предъявления травмы.
Качественно новое звучание понятие психической травмы приобретает в период Первой мировой войны, когда сразу несколько выдающихся психопатологов поставили вопрос о травматическом неврозе, причем — сразу с признанием его сугубо психологического происхождения (то есть без какого-либо повреждения тела, без предшествующей интоксикации, без инфекционного или травматического повреждения мозговой ткани).
Приведу такой исторический факт: в период Первой мировой войны в английском экспедиционном корпусе (который воевал в Европе) ежегодно из действующей армии по причине боевых неврозов увольнялось и отправлялось в Англию 10% всего личного состава. Это было сравнимо с боевыми потерями корпуса. Но здесь мы должны учитывать особый психологический фактор: эти солдаты и офицеры воевали на чужой территории, а не защищали от врага свои дома и свои семьи, как это было в нашей стране во время Второй мировой войны.
Концепция вытеснения травматических переживаний
Здесь нам придется обратиться к достаточно сложному феномену психологической защиты, получившему наименование «вытеснение». Когда личность получает мощную психическую травму и оказывается не в состоянии перенести эти трагические, ужасные, непонятные или даже чуждые ей переживания, они как бы вытесняются из памяти и сознания. Но они все равно остаются психике. Для пояснения напомню всем известный из школьной физики закон сохранения энергии, которая никогда никуда не исчезает, а только преобразуется из одних форм в другие (например, из электрической в тепловую или наоборот и т.д.). По аналогии с этим в психологии появляется закон «сохранения психических содержаний», которые также никуда не исчезают, а лишь преобразуются в другие формы. В результате таких преобразований те или иные тяжелые переживания трансформируются в патологические симптомы, в патологические мысли и патологическое поведение.
При этом, повторю еще раз, эти симптомы никак не указывают на конкретную психическую травму. Симптом просто говорит о каком-то душевном неблагополучии.
Напомню также, что по данным Всемирной организации здравоохранения, до 40% пациентов, которые обращаются за помощью к врачам общей практики с теми или иными жалобами на здоровье, не нуждаются ни в какой медицинской помощи, кроме психологической.
Навязчивое возвращение и фиксация травмы
Нужно обязательно упомянуть понятие «навязчивого возвращения». Этим термином характеризуются постоянные воспоминания о психической травме, проявления ее в сновидениях при малейших упоминаниях о подобных ситуациях в прессе, в кино и т.д. Нередко к этим явлениям присоединяется регресс к магическому мышлению, выраженность которого бывает разной. Одним из наиболее демонстративных примеров такого регресса является получившая трагическую известность искренняя вера некоторых матерей Беслана в возможность воскрешения их детей (которое предлагал осуществить за деньги якобы психолог по фамилии Гробовой).
Психодинамика травмы
Когда травматический процесс уже запущен, начинается внутренняя работа психики, и этот процесс также имеет свою специфику и динамику. Во-первых, психика трансформирует внешнюю травму во внутреннюю «самотравмирующую силу»; во-вторых, происходит малигнизация («озлокачествление») психологических защит, которые из системы самосохранения психики превращаются в систему ее самоуничтожения. Поэтому обращение к рациональной части психики оказывается весьма затруднительным, а нередко — предельно бесполезным. В ряде случаев психическая жизнь пострадавших в результате мощных психических травм редуцируется до минимальных или стереотипных реакций, наиболее ярко проявляющихся в утрате смыслов.
Важнейшей формой защиты является уже упомянутое вытеснение, то есть перевод неприемлемых для личности психических содержаний из сознательной сферы в бессознательное и удержание их там. Вытеснение называют еще «универсальным средством избегания конфликта», когда неприемлемые воспоминания вообще устраняются из сознания (но они все равно остаются в психике).
Когда стандартные варианты защиты не срабатывают, проявляется «вторая линия защит», так называемые примитивные защиты, основное предназначение которых состоит в том, чтобы непереносимая травма как бы вообще не была пережита, то есть происходит не переработка неприемлемой реальности, а уход от нее. В этих случаях мы сталкиваемся с проявлениями таких симптомов, как аутизм, трансовые состояния, множественные идентичности или расщепление личности, вплоть до шизофренического спектра.
Собственная работа горя
В последующем было установлено, что в норме у переживания горя имеется своя собственная динамика и своя психическая задача, которая должна быть выполнена.
Существует несколько стадий переработки горя, о каждой из которых, конечно же, нужно говорить долго и подробно. Но подчеркну только главное, что нужно понять: в зависимости от того, на какой стадии переживания горя вы встретились с вашим пациентом, напрямую будет зависеть ваша терапевтическая стратегия и тактика.
Приведу самую краткую характеристику стадий собственной работы горя:
- стадия отрицания: «этого не может быть!»;
- стадия «оцепенения», которая длится от нескольких часов до недели и сопровождается интенсивными переживаниями страдания и гнева (в том числе, эти чувства могут быть направлены и на утраченный объект: «как ты посмел/а меня оставить!»);
- стадия «острой тоски и поиска утраченного объекта» с соответствующими поведенческими феноменами, которая может длиться несколько месяцев и даже лет (когда слышатся его/ее шаги, голос где-то рядом и т.д.);
- стадия «дезорганизации и отчаяния», психическое содержание которой раскрывается в ее наименовании (приходит осознание безвозвратной утраты);
- стадия «реорганизации», то есть той или иной степени адаптации к жизни или, в более тяжелых случаях, — существованию без утраченного объекта.
Если психика перегружена переживаниями, которые невозможно отреагировать, нередко происходит соматизация психической травмы, когда «психическая энергия» преобразуется в «нервную энергию», то есть — «энергию иннервации органов или тканей». Но в отличие от обычной нервной регуляции деятельности всех внутренних органов, которая осуществляется с помощью импульсов определенной амплитуды и частоты, в данном случае из психической сферы в нервную систему происходит прорыв мощного энергетического потока «искаженного типа». Психическая сфера освобождается от чрезмерного перевозбуждения, а его разрядка направляется и осуществляется в соматической сфере. Именно так гипотетически описываются возникающие под влиянием сильных потрясений случаи инфарктов, инсультов, прободных язв желудка и подобных им психосоматических расстройств.
Институализация понятия «психическая травма»
Вначале травма определялась исключительно как результат внешнего воздействия и в терминах катастрофических событий. Или, если перевести это на обыденный язык: «кому-то просто очень не повезло, и он оказался в недобрый час в плохом месте». Исходя из этих представлений, считалось, что каждый, кто пережил какое-то трагическое событие (например, нападение грабителей, плен, пытки, изнасилование или внезапное стихийное бедствие), обязательно будет психологически травмированным.
Однако оказалось, что большинство людей, переживших катастрофические события, не проявляли сколько-нибудь существенных клинических симптомов и признаков, которые можно было бы оценить как последствия психических травм. Они отсутствовали у 54% изнасилованных женщин, у 91% попавших в автопроисшествия и т.д. В итоге были обоснованы представления о том, что участие в том или ином катастрофическом событии является необходимым, но недостаточным условием для психической травмы. Важна также психическая конституция и индивидуальный отклик на травму.
Специфика реакций на психическую травму в зависимости от возраста
Исследование состояния пострадавших при массовых психических травмах позволило выявить существенную специфику в последующей динамике их состояния в зависимости от возраста, в котором они находились в момент катастрофического события. В частности, было установлено, что у детей, которым на момент получения психической травмы было менее 5 лет, преобладающими являются различные нарушения речи или ее развития (более 70% всей наблюдаемой патологии). У детей 6–12 лет ведущим симптомом становится энурез, дополняемый расстройствами речи (78% патологии). Во многом аналогичное распределение наблюдалось и у подростков (13–18 лет), однако у них к наиболее частым синдромам присоединяется депрессия, которая становится ведущим типом расстройств во всех группах взрослых (19–30 и 31–50 лет).
О посттравматическом расстройстве
Еще в конце ХIX века психиатры обратили внимание на появление у солдат синдрома «психического истощения», который появлялся независимо от ранений и контузий — после сильных эмоциональных потрясений (бомбардировки, массовой гибели товарищей и т.д.). Этот синдром, как уже отмечалось, был затем — в период Первой мировой войны — выявлен у 60 тыс. британских солдат, и 44 тыс. были отправлены на родину на лечение.
Во время Второй мировой войны вводится новый термин: «боевое переутомление», в качестве основных проявлений которого описывались: повышенная тревожность, раздражительность, повышенная утомляемость, снижение внимания, астеническое состояние. Лечение состояло в отводе в тыл и временном отдыхе.
Но во время Второй мировой войны был сделан вывод, что во время боевых действий резко возрастает заболеваемость неврозами. Так, по данным отчета американских военных психиатров с января 1942 по июнь 1945 года в армии США был 1 млн случаев обращения по поводу нервно-психических расстройств, то есть такие расстройства отмечались у 25% военнослужащих. Но и здесь мы должны еще раз вспомнить о важном психологическом факторе — они воевали на чужой территории, а их домам и их семьям ничто не угрожало.
Последующее развитие эта проблема получила в процессе 9-летней Вьетнамской войны США (1964–1973), когда погибло 56 555 чел. и 303 000 получили ранения. Кстати — за 10-летнюю войну в Афганистане потери СССР составили: погибшими 11 381 чел., ранеными 49 985 чел., пропавшими без вести 311 чел.
Теперь о причинах внимания к посттравматическим расстройствам. Как только что было отмечено, во время Вьетнамской войны погибло около 60 тыс. американских военнослужащих. А после окончания этой войны покончили с собой 120 тысяч ветеранов. Одним из самых «урожайных» по самоубийствам был 2005 год, когда (через 25 лет после окончания войны) покончили с собой 6256 человек. То есть, как подсчитали наши американские коллеги, ежедневно сводили счеты с жизнью 17 ветеранов. Для сравнения — потери США при вторжении в Ирак (в 2003) составляли в среднем 2,4 чел. в день.
Клинические проявления посттравматического синдрома были выявлены у 20% американских ветеранов.
Эти проявления включают: повторяющиеся воспоминания о трагических событиях; повторяющиеся кошмарные сновидения, связанные с психической травмой; «flashback» — действия, словно трагическое событие происходит сейчас; мощные эмоциональные реакции на любые стимулы, напоминающие о травме; повышенная физиологическая реактивность (повышение АД, потливость, тремор); симптомы избегания любых стимулов, ассоциирующихся с травмой (кино, книг); избегание видов деятельности и мест, связанных с травмой; неспособность ясно вспомнить ситуацию, связанную с травмой; снижение интереса к тем видам деятельности и хобби, которые ранее были значимыми; чувство отчуждения и отстраненности от других людей; истощение эмоциональной сферы, в том числе — невозможность любить; немотивированные вспышки гнева и насильственных действий; утраты смыслов жизни и жизненной перспективы.
Повторю, что те или иные симптомы в различных комбинациях отмечались у 20% всех ветеранов. Но эти цифры явно занижены. Например, бытовое насилие в семьях американских ветеранов встречается в 5 раз чаще, чем среди гражданских лиц. Уровень разводов у ветеранов составляет 90%. Они также лидируют по показателям наркоманий, алкоголизма и преступного поведения. Через 20 лет после войны более 1/3 всех отбывающих заключение в тюрьмах США были ветеранами различных войн. Они же лидируют среди лиц, совершивших изнасилования. Каждый четвертый бездомный в США — это также ветеран (в 2005 году была зарегистрировано 194 254 таких бездомных ветеранов).
Самое главное, что все эти проявления асоциального и преступного поведения с годами начинают усиливаться. В 2007 году специальная исследовательская группа министерства обороны США констатировала, что психологические и психопатологические проблемы ветеранов демонстрируют «обескураживающий рост». С такими проблемами постоянно сталкиваются 40% военнослужащих сухопутных сил, до 30% морских пехотинцев, до 50% военнослужащих национальной гвардии. Поэтому психологическая реабилитация комбатантов нашими западными коллегами оценивается не только как гуманитарная миссия, но и как работа, направленная на предотвращения исходящей от них социальной опасности.
В заключение добавлю: я бы не стал проецировать эти данные на современную российскую армию, которая строится на качественно иных моральных и нравственных основаниях и выполняет свой патриотический долг перед соотечественниками. Но и полностью не учитывать опыт других войн было бы неверно.
Автор Балагурова Мария Александровна.
Когда ребенок сталкивается с непоправимым горем, его нужно пережить правильно. А как это сделать, у профессионалов есть свои, выверенные опытом советы. Рассказывает Мария Балагурова, психолог отделения кадровой и воспитательной работы ФГКУ «1-й отряд ФПС по Забайкальскому краю».
Детские переживания
Дети, потерявшие кого-либо из родных, близких, брата или сестру, как и хорошо знакомых людей — одноклассников, сверстников, испытывают сильные и зачастую новые для себя чувства. Их пугает то, что они не могут объяснить своих реакций на переживание горя. В этот момент дети крайне нуждаются в помощи взрослых, их нельзя оставлять наедине со своими мыслями. Весь мир становится ребенку чужим, когда он переживает сильное горе из-за потери значимого для себя человека. Взрослый должен психологически помочь, чтобы ребенок вновь обрел почву под ногами, чтобы вера в жизнь вернулась. Маленький человек должен четко осознать, что именно случилось до и после перенесенной травмы, а что является новым, отличным от прежней жизни.
Переживая горе, дети часто проходят те же этапы, что и взрослые. Сначала бывает шок, потом боль и гнев и в конце концов принятие факта. Начальная — шоковая реакция — может иметь разные проявления: молчаливый уход от любого общения, малоподвижность и заторможенность или, наоборот, суетливая активность, автоматические движения.
В течение какого-то времени ребенок просто не в состоянии поверить в то, что больше никогда не увидит своего близкого. Поэтому пытается его найти (стадия поиска). Иногда дети отождествляют поиски с игрой в прятки, зрительно представляя, как умерший родственник вот-вот появится.
Когда ребенок осознает невозможность возвращения умершего, наступает стадия отчаяния. Он вновь начинает плакать, кричать, отвергать любовь других людей. Только забота и терпение могут преодолеть это состояние.
Гнев выражается в том, что ребенок сердится на родителя, который его «покинул». Маленькие дети могут начать ломать игрушки, устраивать истерики, колотя ногами по полу, подросток вдруг перестает общаться с оставшимся родителем, «ни за что» бьет младшего брата, грубит учителю.
Тревога и сопутствующее ей чувство вины ведут к депрессии. Кроме того, ребенка может тревожить практическая сторона жизни: кто будет провожать его в школу, кто поможет с уроками, кто даст карманных денег? В этих вопросах уже заложен толчок к реорганизации: ребенок задумывается о том, что изменится в его жизни. Насколько быстро ребенок приспособится к новым условиям после утраты, во многом зависит от взрослых. Процесс переживания горя достаточно длительный (около года), особенности его протекания и проявлений носят индивидуальный характер.
Характер реакции
Дети воспринимают уход близкого человека по-разному, и это необходимо учитывать, чтобы правильно понять их высказывания и оказать помощь. Реакция бывает различна в зависимости от возраста или стадии развития ребенка.
В младшем школьном возрасте (6–8 лет) дети все еще не способны полностью осознать реальность. Они испытывают чувства неопределенности и ненадежности. Горюющие дети могут вести себя в классе несвойственным своему характеру образом и даже проявлять гнев в адрес учителей. Вот почему педагог должен знать истинные мотивы такого поведения.
Детей желательно подготовить к вопросам со стороны других людей, посоветовать им говорить просто: «Мой папа (или другой близкий человек) умер». Им нужно сказать, что это нормально — не вдаваться в подробности произошедшего. Ребенок должен сам решить, кому он хочет открыться.
Возраст 9–12 лет характеризуется у детей стремлением к самостоятельности, а переживание утраты на данной стадии приводит к противоположному чувству беспомощности, поэтому у подростков могут развиваться проблемы, связанные с идентичностью. Зачастую они скрывают свои эмоции, но тем не менее обижаются на замечания, сделанные в школе. Они могут плохо учиться, драться или даже бунтовать против авторитетов.
Подростки часто ищут помощи вне дома. Некоторые молодые люди чувствуют себя в изоляции, ощущая, что друзья избегают их или смущаются и не знают, как с ними общаться. Они могут вести себя несвойственным им образом, в крайних случаях — испытывать депрессию, убегать из дома, менять друзей, употреблять наркотики, становиться сексуально распущенными или даже иметь суицидальные тенденции.
Старшие подростки будут ясно видеть, что уход родителя влияет на семью и их собственную жизнь. Они могут думать, что они должны теперь заботиться о маме (папе) и других членах семьи. Независимо от возраста очень важно, чтобы ребенку предоставляли возможность развиваться своим путем.
Разница понятий
До сих пор мы в основном говорили о нормальном горе (говоря языком психологов). Однако существует еще и вариант патологического горя. Что это такое?
Прежде всего это означает, что процесс переживания горя у детей может характеризоваться явным отрицанием, болезненными размышлениями о потере уже спустя месяцы после случившегося события, личностными изменениями. Ребенок, который навязчиво занят фантазиями о воссоединении или который через месяцы отказывается принять, что любимого человека действительно нет, не смог успешно справиться с горем. И его депрессию нужно воспринимать очень серьезно, как и все, что касается детской психики.
Симптомы депрессии у детей могут выражаться в отгороженности, апатии, эпизодических психосоматического характера желудочных или головных болях, ночных кошмарах. Он может отказаться от друзей в результате агрессивности или ухода в себя.
Нормальная «работа горя» может стать патологическим процессом, если человек «застревает» на одной из фаз. Как правило — на второй. Это приводит к тяжелейшим последствиям, когда человек обречен бесконечно долго переживать острую фазу горя — самую тяжелую, самую болезненную. Все симптомы второй фазы усиливаются и подчеркиваются.
Причинами возникновения патологического горя являются конфликты или ссоры с близким человеком перед его уходом, невыполненные обещания, определенные обстоятельства смерти близкого, отсутствие на похоронах. Причиной может стать и то, что близкий человек пропал без вести, тело не было найдено, — причин много.
Чтобы понять, к чему все это может привести, необходимо четко различать понятия «горе» и «травма».
Горе — нормальный процесс, а травма — процесс образования синдрома посттравматических нарушений.
Легче всего переносится ожидаемая утрата, когда ребенок при смерти не присутствует. Например, если речь идет о бабушке и дедушке, которые находятся не рядом. В своей жизни ребенок сталкивается с уходом прежде всего этих членов семьи. При этом ребенок заранее знает, что бабушка или дедушка уже старенькие, они скоро должны умереть, они долго болеют. В этом случае, если ребенок подготовлен заранее и не присутствует в самый момент умирания, процесс горя, как правило, протекает легче всего.
Тяжелее бывают случаи, когда ребенок в принципе знает, что бабушка или дедушка могут скоро умереть, но это становится полной неожиданностью.
И гораздо более травматичными являются случаи, когда ребенок сталкивается с насильственной смертью.
Наконец, к самым травматогенным относятся ситуации, когда ребенок был вовлечен в тот несчастный случай, катастрофу или войну, которые унесли жизнь его близких, но он сам выжил. «Работа горя» значительно осложняется в таком случае виной выжившего («Почему я выжил, а он погиб?»).
Тяжело пережить смерть, смириться с мыслью, что близкий человек умер, но в ситуации неопределенности это приходится делать несколько раз в день, переходя от надежды к полному отчаянию. Это состояние разрушительно для любого. И даже надежда здесь играет отрицательную роль. Собственно, она-то и не дает возможности начать процесс переживания горя. Пока жива надежда, человек обречен вечно за нее цепляться. Так что в какой-то мере безнадежность лучше.
Поэтому вы можете помочь человеку, отнимая у него надежду, как ни странно это звучит. Вот почему всегда и во всех случаях надо сообщать о смерти близкого человека сразу. Детям нужно сказать правду сразу же, в естественной манере. Лучше всего это сделать родителям или кому-то из близких людей.
Чем больше веры и поддержки найдет ребенок, тем лучше будет проходить его адаптация к новой жизненной ситуации. «Высылка» детей из семьи или из ситуации горя, как и игнорирование их переживаний, показывает неуважение к их чувствам и отрицает их право на печаль. Быть «отосланным» из семьи для ребенка выглядит ужасным наказанием, и это увеличивает уже возникшую душевную боль. Ведь дети очень интуитивны. Они видят, что у взрослых «что-то не так», мамы (папы) рядом нет, на все вопросы о них отвечают что-то невразумительное. Неизвестность вызывает страх.
Запоздалое сообщение о смерти может породить у ребенка обиду на близких.
Если это брат или сестра
Как сказать ребенку о смерти брата или сестры?
Смерть ребенка — это трагедия для взрослых. Дети, пережившие уход брата или сестры, также бывают потрясены реальностью этого факта, поскольку начинают понимать, что даже в детском возрасте беззащитны. Ведь с братом раньше они часто играли, спали в одной комнате и каждый день общались, делились секретами… Ребенок, потерявший родного брата или сестру, чувствует себя сбитым с толку, испуганным. Одновременно родители сами скорбят об ужасной и безвозвратной утрате.
Одна крайность — это когда, разделяя свое горе с детьми, родители могут сравнивать их с умершим, что вызывает у ребенка чувства собственной никчемности и вины.
Другая крайность — излишняя опека над оставшимся ребенком со стороны родителей. Понятно, что потеря вызывает порой излишнюю опеку, но при этом не должно подавляться стремление детей к самостоятельности. Требуются прежде всего внимание, терпение.
Переживающий ребенок может захотеть некоторое время спать вместе с родителями. Пускай. Кроме того, неплохо было бы переставить кровать ребенка в комнату родителей, а также произвести дома некоторые другие изменения, которые помогли бы ему пережить первые дни после смерти брата или сестры.
Переживающий ребенок может чувствовать свою вину за прошлые ссоры с умершим. Сначала посочувствуйте ему, постарайтесь услышать, в чем точно он считает себя виноватым, а затем утешьте его.
Некоторые дети чувствуют свою вину в том, что они иногда смеются и радуются, в то время как их родители все еще горюют. Родителям необходимо разрешать детям радоваться и время от времени отвлекаться от скорби. Иначе дети будут чувствовать вину за свое веселье.
В первые дни и недели после смерти брата или сестры более спокойных детей можно побудить к разговору. Можно вместе вспомнить моменты, которые вызовут улыбку, можно поговорить о том, что печалит, или обсудить сокровенные вопросы.
Используйте свои религиозные убеждения, чтобы утешить ребенка: «Однажды все мы будем на небесах, но мы должны прожить жизнь как можно полнее, как и велит нам Бог».
Теперь о том, как не нужно говорить. Не избегайте разговоров об умершем ребенке в особые дни, например в дни рождения или на семейных праздниках. Почтите память покойного все вместе или вспомнив приятные моменты. Рассказывайте разные истории об умершем ребенке. Не держите в себе воспоминания. Наоборот, позвольте каждому выражать свои чувства. Заранее продумывайте памятные традиции.
Необходимо обращать внимание на то, что советуют ребенку другие люди. Кто-то скажет: «Будь сильным и не плачь», а другой: «То, что мы плачем, означает, что мы любили твоего отца и будем очень скучать по нему». Нужно осознавать эти конфликтующие сообщения, чтобы вовремя помочь ребенку понять, почему взрослые чувствуют и ведут себя по-разному, тем самым содействуя разрешению возникшего противоречия в конструктивную сторону.
Процесс скорби не является какой-то неадекватной реакцией, от которой надо уберечь человека, более того, с гуманистических позиций он необходим. Скорбь нельзя приостанавливать, но и она конечна. Родителям и другим родственникам необходимо поддерживать эмоциональный и физический контакт с ребенком, потерявшим близкого, внимательно относиться к его состоянию и желаниям, честно отвечать на вопросы, проявлять терпение к негативным сторонам поведения, быть открытым к его чувствам. Все это не только поможет ребенку пережить горе, но и будет способствовать достижению определенных позитивных результатов, а именно: снижению психоэмоционального напряжения, углублению взаимоотношений с близкими, принятию реальности, расширению мировоззрения.
Как и что надо говорить
Говорите о трагедии просто, на понятном языке, но без леденящих кровь подробностей. Например: был пожар, здание было неисправно, спасти удалось не всех.
Отвечайте на все вопросы и до тех пор, пока их не останется. Отвечайте честно, но без запугиваний. Там, где нет ответов, говорите прямо.
Детям страшно. И в своем страхе они будут опираться на авторитетных взрослых. Трудно обещать, что трагедия не повторится больше никогда. Ищите формулировки, чтобы ваш ребенок мог почувствовать себя снова в безопасности.
Самое время повторить правила безопасности, которые следует соблюдать в толпе, при пожарах, во время всеобщей паники в местах скопления людей. Если ребенок впечатлительный и выхватил болезненную информацию из средств массовой информации, не ругайте, не отмахивайтесь. Детское воображение порой страшнее любой реальности. Разговаривайте. Утешайте. Успокаивайте.
Следите за обсуждением трагедии в присутствии детей. Если что-то сказали лишнее, найдите силы извиниться: «Прости, я не хотел(а) тебя напугать». Не увеличивайте дистанцию, оставляя ребенка в недоумении и растерянности. Если ребенка душат слезы, дайте им место. Плакать ребенку лучше в любящих руках.
Побудьте с детьми, обнимите их, вспомните все, что в вашей семье связано с безопасностью и заботой, уверенностью и стабильностью.
Источник: Балагурова М.А. Чтобы горе не стало травмой. Психолог МЧС рекомендует // Основы безопасности жизнедеятельности. №3, 2018. С. 15-17.
Когда ребенок сталкивается с непоправимым горем, его нужно пережить правильно. А как это сделать, у профессионалов есть свои, выверенные опытом советы. Рассказывает Мария Балагурова, психолог отделения кадровой и воспитательной работы ФГКУ «1-й отряд ФПС по Забайкальскому краю».
Детские переживания
Дети, потерявшие кого-либо из родных, близких, брата или сестру, как и хорошо знакомых людей — одноклассников, сверстников, испытывают сильные и зачастую новые для себя чувства. Их пугает то, что они не могут объяснить своих реакций на переживание горя. В этот момент дети крайне нуждаются в помощи взрослых, их нельзя оставлять наедине со своими мыслями. Весь мир становится ребенку чужим, когда он переживает сильное горе из-за потери значимого для себя человека. Взрослый должен психологически помочь, чтобы ребенок вновь обрел почву под ногами, чтобы вера в жизнь вернулась. Маленький человек должен четко осознать, что именно случилось до и после перенесенной травмы, а что является новым, отличным от прежней жизни.
Переживая горе, дети часто проходят те же этапы, что и взрослые. Сначала бывает шок, потом боль и гнев и в конце концов принятие факта. Начальная — шоковая реакция — может иметь разные проявления: молчаливый уход от любого общения, малоподвижность и заторможенность или, наоборот, суетливая активность, автоматические движения.
В течение какого-то времени ребенок просто не в состоянии поверить в то, что больше никогда не увидит своего близкого. Поэтому пытается его найти (стадия поиска). Иногда дети отождествляют поиски с игрой в прятки, зрительно представляя, как умерший родственник вот-вот появится.
Когда ребенок осознает невозможность возвращения умершего, наступает стадия отчаяния. Он вновь начинает плакать, кричать, отвергать любовь других людей. Только забота и терпение могут преодолеть это состояние.
Гнев выражается в том, что ребенок сердится на родителя, который его «покинул». Маленькие дети могут начать ломать игрушки, устраивать истерики, колотя ногами по полу, подросток вдруг перестает общаться с оставшимся родителем, «ни за что» бьет младшего брата, грубит учителю.
Тревога и сопутствующее ей чувство вины ведут к депрессии. Кроме того, ребенка может тревожить практическая сторона жизни: кто будет провожать его в школу, кто поможет с уроками, кто даст карманных денег? В этих вопросах уже заложен толчок к реорганизации: ребенок задумывается о том, что изменится в его жизни. Насколько быстро ребенок приспособится к новым условиям после утраты, во многом зависит от взрослых. Процесс переживания горя достаточно длительный (около года), особенности его протекания и проявлений носят индивидуальный характер.
Характер реакции
Дети воспринимают уход близкого человека по-разному, и это необходимо учитывать, чтобы правильно понять их высказывания и оказать помощь. Реакция бывает различна в зависимости от возраста или стадии развития ребенка.
В младшем школьном возрасте (6–8 лет) дети все еще не способны полностью осознать реальность. Они испытывают чувства неопределенности и ненадежности. Горюющие дети могут вести себя в классе несвойственным своему характеру образом и даже проявлять гнев в адрес учителей. Вот почему педагог должен знать истинные мотивы такого поведения.
Детей желательно подготовить к вопросам со стороны других людей, посоветовать им говорить просто: «Мой папа (или другой близкий человек) умер». Им нужно сказать, что это нормально — не вдаваться в подробности произошедшего. Ребенок должен сам решить, кому он хочет открыться.
Возраст 9–12 лет характеризуется у детей стремлением к самостоятельности, а переживание утраты на данной стадии приводит к противоположному чувству беспомощности, поэтому у подростков могут развиваться проблемы, связанные с идентичностью. Зачастую они скрывают свои эмоции, но тем не менее обижаются на замечания, сделанные в школе. Они могут плохо учиться, драться или даже бунтовать против авторитетов.
Подростки часто ищут помощи вне дома. Некоторые молодые люди чувствуют себя в изоляции, ощущая, что друзья избегают их или смущаются и не знают, как с ними общаться. Они могут вести себя несвойственным им образом, в крайних случаях — испытывать депрессию, убегать из дома, менять друзей, употреблять наркотики, становиться сексуально распущенными или даже иметь суицидальные тенденции.
Старшие подростки будут ясно видеть, что уход родителя влияет на семью и их собственную жизнь. Они могут думать, что они должны теперь заботиться о маме (папе) и других членах семьи. Независимо от возраста очень важно, чтобы ребенку предоставляли возможность развиваться своим путем.
Разница понятий
До сих пор мы в основном говорили о нормальном горе (говоря языком психологов). Однако существует еще и вариант патологического горя. Что это такое?
Прежде всего это означает, что процесс переживания горя у детей может характеризоваться явным отрицанием, болезненными размышлениями о потере уже спустя месяцы после случившегося события, личностными изменениями. Ребенок, который навязчиво занят фантазиями о воссоединении или который через месяцы отказывается принять, что любимого человека действительно нет, не смог успешно справиться с горем. И его депрессию нужно воспринимать очень серьезно, как и все, что касается детской психики.
Симптомы депрессии у детей могут выражаться в отгороженности, апатии, эпизодических психосоматического характера желудочных или головных болях, ночных кошмарах. Он может отказаться от друзей в результате агрессивности или ухода в себя.
Нормальная «работа горя» может стать патологическим процессом, если человек «застревает» на одной из фаз. Как правило — на второй. Это приводит к тяжелейшим последствиям, когда человек обречен бесконечно долго переживать острую фазу горя — самую тяжелую, самую болезненную. Все симптомы второй фазы усиливаются и подчеркиваются.
Причинами возникновения патологического горя являются конфликты или ссоры с близким человеком перед его уходом, невыполненные обещания, определенные обстоятельства смерти близкого, отсутствие на похоронах. Причиной может стать и то, что близкий человек пропал без вести, тело не было найдено, — причин много.
Чтобы понять, к чему все это может привести, необходимо четко различать понятия «горе» и «травма».
Горе — нормальный процесс, а травма — процесс образования синдрома посттравматических нарушений.
Легче всего переносится ожидаемая утрата, когда ребенок при смерти не присутствует. Например, если речь идет о бабушке и дедушке, которые находятся не рядом. В своей жизни ребенок сталкивается с уходом прежде всего этих членов семьи. При этом ребенок заранее знает, что бабушка или дедушка уже старенькие, они скоро должны умереть, они долго болеют. В этом случае, если ребенок подготовлен заранее и не присутствует в самый момент умирания, процесс горя, как правило, протекает легче всего.
Тяжелее бывают случаи, когда ребенок в принципе знает, что бабушка или дедушка могут скоро умереть, но это становится полной неожиданностью.
И гораздо более травматичными являются случаи, когда ребенок сталкивается с насильственной смертью.
Наконец, к самым травматогенным относятся ситуации, когда ребенок был вовлечен в тот несчастный случай, катастрофу или войну, которые унесли жизнь его близких, но он сам выжил. «Работа горя» значительно осложняется в таком случае виной выжившего («Почему я выжил, а он погиб?»).
Тяжело пережить смерть, смириться с мыслью, что близкий человек умер, но в ситуации неопределенности это приходится делать несколько раз в день, переходя от надежды к полному отчаянию. Это состояние разрушительно для любого. И даже надежда здесь играет отрицательную роль. Собственно, она-то и не дает возможности начать процесс переживания горя. Пока жива надежда, человек обречен вечно за нее цепляться. Так что в какой-то мере безнадежность лучше.
Поэтому вы можете помочь человеку, отнимая у него надежду, как ни странно это звучит. Вот почему всегда и во всех случаях надо сообщать о смерти близкого человека сразу. Детям нужно сказать правду сразу же, в естественной манере. Лучше всего это сделать родителям или кому-то из близких людей.
Чем больше веры и поддержки найдет ребенок, тем лучше будет проходить его адаптация к новой жизненной ситуации. «Высылка» детей из семьи или из ситуации горя, как и игнорирование их переживаний, показывает неуважение к их чувствам и отрицает их право на печаль. Быть «отосланным» из семьи для ребенка выглядит ужасным наказанием, и это увеличивает уже возникшую душевную боль. Ведь дети очень интуитивны. Они видят, что у взрослых «что-то не так», мамы (папы) рядом нет, на все вопросы о них отвечают что-то невразумительное. Неизвестность вызывает страх.
Запоздалое сообщение о смерти может породить у ребенка обиду на близких.
Если это брат или сестра
Как сказать ребенку о смерти брата или сестры?
Смерть ребенка — это трагедия для взрослых. Дети, пережившие уход брата или сестры, также бывают потрясены реальностью этого факта, поскольку начинают понимать, что даже в детском возрасте беззащитны. Ведь с братом раньше они часто играли, спали в одной комнате и каждый день общались, делились секретами… Ребенок, потерявший родного брата или сестру, чувствует себя сбитым с толку, испуганным. Одновременно родители сами скорбят об ужасной и безвозвратной утрате.
Одна крайность — это когда, разделяя свое горе с детьми, родители могут сравнивать их с умершим, что вызывает у ребенка чувства собственной никчемности и вины.
Другая крайность — излишняя опека над оставшимся ребенком со стороны родителей. Понятно, что потеря вызывает порой излишнюю опеку, но при этом не должно подавляться стремление детей к самостоятельности. Требуются прежде всего внимание, терпение.
Переживающий ребенок может захотеть некоторое время спать вместе с родителями. Пускай. Кроме того, неплохо было бы переставить кровать ребенка в комнату родителей, а также произвести дома некоторые другие изменения, которые помогли бы ему пережить первые дни после смерти брата или сестры.
Переживающий ребенок может чувствовать свою вину за прошлые ссоры с умершим. Сначала посочувствуйте ему, постарайтесь услышать, в чем точно он считает себя виноватым, а затем утешьте его.
Некоторые дети чувствуют свою вину в том, что они иногда смеются и радуются, в то время как их родители все еще горюют. Родителям необходимо разрешать детям радоваться и время от времени отвлекаться от скорби. Иначе дети будут чувствовать вину за свое веселье.
В первые дни и недели после смерти брата или сестры более спокойных детей можно побудить к разговору. Можно вместе вспомнить моменты, которые вызовут улыбку, можно поговорить о том, что печалит, или обсудить сокровенные вопросы.
Используйте свои религиозные убеждения, чтобы утешить ребенка: «Однажды все мы будем на небесах, но мы должны прожить жизнь как можно полнее, как и велит нам Бог».
Теперь о том, как не нужно говорить. Не избегайте разговоров об умершем ребенке в особые дни, например в дни рождения или на семейных праздниках. Почтите память покойного все вместе или вспомнив приятные моменты. Рассказывайте разные истории об умершем ребенке. Не держите в себе воспоминания. Наоборот, позвольте каждому выражать свои чувства. Заранее продумывайте памятные традиции.
Необходимо обращать внимание на то, что советуют ребенку другие люди. Кто-то скажет: «Будь сильным и не плачь», а другой: «То, что мы плачем, означает, что мы любили твоего отца и будем очень скучать по нему». Нужно осознавать эти конфликтующие сообщения, чтобы вовремя помочь ребенку понять, почему взрослые чувствуют и ведут себя по-разному, тем самым содействуя разрешению возникшего противоречия в конструктивную сторону.
Процесс скорби не является какой-то неадекватной реакцией, от которой надо уберечь человека, более того, с гуманистических позиций он необходим. Скорбь нельзя приостанавливать, но и она конечна. Родителям и другим родственникам необходимо поддерживать эмоциональный и физический контакт с ребенком, потерявшим близкого, внимательно относиться к его состоянию и желаниям, честно отвечать на вопросы, проявлять терпение к негативным сторонам поведения, быть открытым к его чувствам. Все это не только поможет ребенку пережить горе, но и будет способствовать достижению определенных позитивных результатов, а именно: снижению психоэмоционального напряжения, углублению взаимоотношений с близкими, принятию реальности, расширению мировоззрения.
Как и что надо говорить
Говорите о трагедии просто, на понятном языке, но без леденящих кровь подробностей. Например: был пожар, здание было неисправно, спасти удалось не всех.
Отвечайте на все вопросы и до тех пор, пока их не останется. Отвечайте честно, но без запугиваний. Там, где нет ответов, говорите прямо.
Детям страшно. И в своем страхе они будут опираться на авторитетных взрослых. Трудно обещать, что трагедия не повторится больше никогда. Ищите формулировки, чтобы ваш ребенок мог почувствовать себя снова в безопасности.
Самое время повторить правила безопасности, которые следует соблюдать в толпе, при пожарах, во время всеобщей паники в местах скопления людей. Если ребенок впечатлительный и выхватил болезненную информацию из средств массовой информации, не ругайте, не отмахивайтесь. Детское воображение порой страшнее любой реальности. Разговаривайте. Утешайте. Успокаивайте.
Следите за обсуждением трагедии в присутствии детей. Если что-то сказали лишнее, найдите силы извиниться: «Прости, я не хотел(а) тебя напугать». Не увеличивайте дистанцию, оставляя ребенка в недоумении и растерянности. Если ребенка душат слезы, дайте им место. Плакать ребенку лучше в любящих руках.
Побудьте с детьми, обнимите их, вспомните все, что в вашей семье связано с безопасностью и заботой, уверенностью и стабильностью.
Источник: Балагурова М.А. Чтобы горе не стало травмой. Психолог МЧС рекомендует // Основы безопасности жизнедеятельности. №3, 2018. С. 15-17.
Автор Брегвадзе Дали Бичикоевна
Что происходит в психике человека, когда он испытывает потерю?
Наша естественная потребность — создавать эмоциональные связи. И в этот момент наша психическая энергия, то есть наши чувства, какими бы они ни были, направляются к некоему объекту и как бы фиксируются на нем. Такими объектами могут стать люди, домашние животные, материальные ценности, творческие или бизнес-идеи и т.д. Извините за технический сленг. И в какой-то момент в жизни человека может наступить расставание или потеря. Нам следует понимать — и мы знаем, — что потери, к сожалению, — это часть нашей жизни, равно так же, как и приобретения.
Например, само событие рождения маленького человека уже содержит в себе потенциальный опыт жизни и смерти. Внеутробная жизнь начинается с изгнания плода из утробы. Родившись, ребенок теряет то пространство и ту связь, в которой находился. Но взамен приобретает внеутробную жизнь. Здесь есть и потеря, и приобретение, верно?
В той ситуации, когда человек теряет объект привязанности, он испытывает гамму чувств. Если вкратце, то вот как это происходит. Вначале ему не верится, что это с ним случилось, и он отрицает реальность. Человек делает вид, что ничего не произошло. И он живет какое-то время обычной жизнью. Со стороны это смотрится странно и, возможно, равнодушно. А на самом деле настолько страшно принять случившееся событие, что человеческая психика вынуждена защищаться от такой беды.
Затем он начинает испытывать гнев и ярость: на себя, на окружающих, на человека, который ушел из жизни.
Параллельно может возникать сильное чувство вины: недоглядели, недолюбили и многое другое… Здесь очень много чувств. Они могут длиться неделями и годами. Все эти чувства удерживают горюющего в связи с объектом и не дают возможности проживать потерю.
Далее неизбежно человек признает реальность. Рано или поздно это происходит. Он падает духом, испытывает беспомощность, отчаяние и бессмысленность жизни без этого объекта. В конечном итоге происходит адаптация к ситуации. И сепарация от утраченного объекта. Нам как бы надо вернуть нашу психическую энергию привязанности от объекта к себе.
Именно благодаря проживанию всех этих чувств у нашей психики появляется возможность прожить и переработать травму потери, найти новые смыслы, сохраняя светлую память об утрате. Потому что человек, который ушел из жизни, также нуждается в сепарации и в отпускании.
Каковы могут быть последствия того, что человек не смог до конца принять потерю?
Последствия непрожитого горя могут быть разными. Депрессия или замыкание в себе, эмоциональный уход от близких, которые рядом, слишком агрессивное или слишком сексуальное поведение к себе и к окружающим, самонаказание, замещение умершего, суицид как уход за ним, трудности в установлении новых отношений, так как человек душой пока еще с объектом. И дети в семье могут быть носителями внезапных симптомов. Обычно это самый чувствительный член семьи, и он как бы приносит себя в жертву для того, чтобы семья вновь сплотилась — теперь уже вокруг него — и стала более жизнеспособной.
Каковы особенности ситуации, когда человек пропал без вести?
Конечно, между ситуацией, когда человек ушел из отношений или ушел из жизни, и ситуацией, когда он пропал без вести, есть различия.
Человек, который без вести потерял близкого, находится в двух психоэмоциональных состояниях одновременно: это состояние надежды, что родной человек вернется, и состояние ожидания известия о смерти. Поэтому тот, кто ждет, постоянно ретравмируется и живет в состоянии психоэмоционального замирания. Этот процесс может длиться всю жизнь.
Я, к сожалению, хорошо знаю подобную ситуацию. Мой дед ушел на войну добровольцем и пропал без вести, когда бабушке было всего 27 лет, и она осталась одна в Грузии с двумя маленькими детьми на руках. Мы всей семьей ждали его до тех пор, пока ему не исполнилось 100 лет. Так бабушка прождала его всю жизнь и посвятила свою жизнь нам, воспитав детей и внуков. Она была не жена и не вдова. Я часто спрашивала себя, что бы почувствовала бабушка, если бы дед вернулся. Но у меня нет ответа на этот вопрос.
И такие случаи можно считать трансгенерационной травмой, т.е. она в какой-то степени может оказывать влияние и передаваться на последующие поколения. В моем случае травма бабушки по без вести пропавшему мужу могла передаться через поколения, так как вся наша семья находилась в состоянии ожидания около 70 лет.
Иными словами, дети и внуки также связаны и сопричастны с чувствами непрожитой потери. Пропавшего без вести человека наша психика обычно либо идеализирует, либо обесценивает. Причем одна крайность может быстро переходить в другую.
В случае обесценивания на него перенаправляется агрессия и ярость. И по факту ведь непонятно, что проживать и как долго ждать. В случае моего деда мы не могли и не имели возможности помянуть его за столом, молиться за него — ни за упокой, ни за здравие, и продолжали оставаться в ситуации неопределенности.
Неопределенность ситуации, незавершенность травматического события не дают возможности родственникам запустить природную способность человека к самоисцелению. Она нам дана от природы.
Иными словами, травма о без вести пропавшем человеке может привести к:
Вместе с тем в рамках особенностей данной ситуации я хочу отметить тот счастливый случай, когда человек находится и возвращается. Это ситуация со счастливым концом, она имеет свои задачи и развитие, так как всей семье придется столкнуться с не только с чувствами радости.
Как психотерапевт может помочь в данной ситуации?
Кабинет психолога — это то пространство, где человек может обрести немного покоя. Он попадает в безоценочное и безопасное пространство, в котором может выражать свои чувства, какими бы они ни были. Так снижается психическая нагрузка. Возникает вопрос: как помочь человеку, находящемуся в ситуации ожидания, которое может затянуться на непонятное время. И это реальность.
Потеря есть и её нет одновременно. Что проживать? На самом деле есть что проживать. Психолог помогает проживать все те отношения, которые были. Это и есть реальная потеря. Отношения, какими они были, уже не будут никогда, они уже утрачены. В них было и хорошее, и плохое. А в случае возвращения надо будет заново выстраивать отношения и они могут быть уже другими.
Далее мы помогаем проживать все те чувства, которые связаны с неопределенностью данной ситуации. Это может быть гнев к объекту привязанности, чувство вины, любовь, все вперемешку.
Затем мы можем исследовать фантазии о пропавшем без вести вне их отношений. Это также может быть идеализация или обесценивание. Также мы можем помочь активизировать собственные ресурсы: спорт, музыка, арт-терапия, медитация… Терапевт в какой-то степени дает на это разрешение, так как человек может не чувствовать себя вправе полноценно жить.
Для пропавших без вести нет общепризнанных ритуалов, но они нужны и необходимы, чтобы становилось легче. Поэтому их необходимо создавать и совершать.
Что бы Вы в завершение хотели сказать людям, которые ищут близких, пропавших без вести?
Хочу пожелать реалистичных и оправданных надежд всем тем, кто ищет близких. Мужества быть с теми чувствами, которые будут возникать. Обязательно просить и принимать поддержку от окружающих, сохраняя веру в то, что мы способны к самоисцелению. И самым главным лекарством исцеления, конечно, является любовь, которую мы получаем и отдаем.
Что происходит в психике человека, когда он испытывает потерю?
Наша естественная потребность — создавать эмоциональные связи. И в этот момент наша психическая энергия, то есть наши чувства, какими бы они ни были, направляются к некоему объекту и как бы фиксируются на нем. Такими объектами могут стать люди, домашние животные, материальные ценности, творческие или бизнес-идеи и т.д. Извините за технический сленг. И в какой-то момент в жизни человека может наступить расставание или потеря. Нам следует понимать — и мы знаем, — что потери, к сожалению, — это часть нашей жизни, равно так же, как и приобретения.
Например, само событие рождения маленького человека уже содержит в себе потенциальный опыт жизни и смерти. Внеутробная жизнь начинается с изгнания плода из утробы. Родившись, ребенок теряет то пространство и ту связь, в которой находился. Но взамен приобретает внеутробную жизнь. Здесь есть и потеря, и приобретение, верно?
В той ситуации, когда человек теряет объект привязанности, он испытывает гамму чувств. Если вкратце, то вот как это происходит. Вначале ему не верится, что это с ним случилось, и он отрицает реальность. Человек делает вид, что ничего не произошло. И он живет какое-то время обычной жизнью. Со стороны это смотрится странно и, возможно, равнодушно. А на самом деле настолько страшно принять случившееся событие, что человеческая психика вынуждена защищаться от такой беды.
Затем он начинает испытывать гнев и ярость: на себя, на окружающих, на человека, который ушел из жизни.
Параллельно может возникать сильное чувство вины: недоглядели, недолюбили и многое другое… Здесь очень много чувств. Они могут длиться неделями и годами. Все эти чувства удерживают горюющего в связи с объектом и не дают возможности проживать потерю.
Далее неизбежно человек признает реальность. Рано или поздно это происходит. Он падает духом, испытывает беспомощность, отчаяние и бессмысленность жизни без этого объекта. В конечном итоге происходит адаптация к ситуации. И сепарация от утраченного объекта. Нам как бы надо вернуть нашу психическую энергию привязанности от объекта к себе.
Именно благодаря проживанию всех этих чувств у нашей психики появляется возможность прожить и переработать травму потери, найти новые смыслы, сохраняя светлую память об утрате. Потому что человек, который ушел из жизни, также нуждается в сепарации и в отпускании.
Каковы могут быть последствия того, что человек не смог до конца принять потерю?
Последствия непрожитого горя могут быть разными. Депрессия или замыкание в себе, эмоциональный уход от близких, которые рядом, слишком агрессивное или слишком сексуальное поведение к себе и к окружающим, самонаказание, замещение умершего, суицид как уход за ним, трудности в установлении новых отношений, так как человек душой пока еще с объектом. И дети в семье могут быть носителями внезапных симптомов. Обычно это самый чувствительный член семьи, и он как бы приносит себя в жертву для того, чтобы семья вновь сплотилась — теперь уже вокруг него — и стала более жизнеспособной.
Каковы особенности ситуации, когда человек пропал без вести?
Конечно, между ситуацией, когда человек ушел из отношений или ушел из жизни, и ситуацией, когда он пропал без вести, есть различия.
Человек, который без вести потерял близкого, находится в двух психоэмоциональных состояниях одновременно: это состояние надежды, что родной человек вернется, и состояние ожидания известия о смерти. Поэтому тот, кто ждет, постоянно ретравмируется и живет в состоянии психоэмоционального замирания. Этот процесс может длиться всю жизнь.
Я, к сожалению, хорошо знаю подобную ситуацию. Мой дед ушел на войну добровольцем и пропал без вести, когда бабушке было всего 27 лет, и она осталась одна в Грузии с двумя маленькими детьми на руках. Мы всей семьей ждали его до тех пор, пока ему не исполнилось 100 лет. Так бабушка прождала его всю жизнь и посвятила свою жизнь нам, воспитав детей и внуков. Она была не жена и не вдова. Я часто спрашивала себя, что бы почувствовала бабушка, если бы дед вернулся. Но у меня нет ответа на этот вопрос.
И такие случаи можно считать трансгенерационной травмой, т.е. она в какой-то степени может оказывать влияние и передаваться на последующие поколения. В моем случае травма бабушки по без вести пропавшему мужу могла передаться через поколения, так как вся наша семья находилась в состоянии ожидания около 70 лет.
Иными словами, дети и внуки также связаны и сопричастны с чувствами непрожитой потери. Пропавшего без вести человека наша психика обычно либо идеализирует, либо обесценивает. Причем одна крайность может быстро переходить в другую.
В случае обесценивания на него перенаправляется агрессия и ярость. И по факту ведь непонятно, что проживать и как долго ждать. В случае моего деда мы не могли и не имели возможности помянуть его за столом, молиться за него — ни за упокой, ни за здравие, и продолжали оставаться в ситуации неопределенности.
Неопределенность ситуации, незавершенность травматического события не дают возможности родственникам запустить природную способность человека к самоисцелению. Она нам дана от природы.
Иными словами, травма о без вести пропавшем человеке может привести к:
- психоэмоциональному замиранию,
- ретравматизации,
- отсутствию процесса самоисцеления,
- передаче травмы через поколения.
Вместе с тем в рамках особенностей данной ситуации я хочу отметить тот счастливый случай, когда человек находится и возвращается. Это ситуация со счастливым концом, она имеет свои задачи и развитие, так как всей семье придется столкнуться с не только с чувствами радости.
Как психотерапевт может помочь в данной ситуации?
Кабинет психолога — это то пространство, где человек может обрести немного покоя. Он попадает в безоценочное и безопасное пространство, в котором может выражать свои чувства, какими бы они ни были. Так снижается психическая нагрузка. Возникает вопрос: как помочь человеку, находящемуся в ситуации ожидания, которое может затянуться на непонятное время. И это реальность.
Потеря есть и её нет одновременно. Что проживать? На самом деле есть что проживать. Психолог помогает проживать все те отношения, которые были. Это и есть реальная потеря. Отношения, какими они были, уже не будут никогда, они уже утрачены. В них было и хорошее, и плохое. А в случае возвращения надо будет заново выстраивать отношения и они могут быть уже другими.
Далее мы помогаем проживать все те чувства, которые связаны с неопределенностью данной ситуации. Это может быть гнев к объекту привязанности, чувство вины, любовь, все вперемешку.
Затем мы можем исследовать фантазии о пропавшем без вести вне их отношений. Это также может быть идеализация или обесценивание. Также мы можем помочь активизировать собственные ресурсы: спорт, музыка, арт-терапия, медитация… Терапевт в какой-то степени дает на это разрешение, так как человек может не чувствовать себя вправе полноценно жить.
Для пропавших без вести нет общепризнанных ритуалов, но они нужны и необходимы, чтобы становилось легче. Поэтому их необходимо создавать и совершать.
Что бы Вы в завершение хотели сказать людям, которые ищут близких, пропавших без вести?
Хочу пожелать реалистичных и оправданных надежд всем тем, кто ищет близких. Мужества быть с теми чувствами, которые будут возникать. Обязательно просить и принимать поддержку от окружающих, сохраняя веру в то, что мы способны к самоисцелению. И самым главным лекарством исцеления, конечно, является любовь, которую мы получаем и отдаем.
Автор Земляных Марина Веанировна
Дети и подростки в возрасте до 18 лет составляют примерно треть пользователей Интернета в мире. Исследователи устанавливают, что чрезмерное использование Интернета может стать причиной возникновения у детей тревожных и депрессивных расстройств. Сразу скажу, что я не считаю, что Интернет является единственной причиной появления этих расстройств. Причины их возникновения, разумеется, комплексные. Но то, что Интернет явно является не последним в этом комплексе причин, это совершенно очевидно и основывается на достаточно серьезных исследованиях.
Испытывая переживания тревожно-депрессивного толка, попадая в сложные, проблемные ситуации, дети начинают искать решения того, как справиться с этой ситуацией, и, в первую очередь, обращаются к Интернету, где могут столкнуться как с полезными рекомендациями, так и с предложениями неконструктивного или даже деструктивного толка, например, «унять душевную боль» через селф-харм.
Тревожная и негативная информация может быть подкрепляющим фактором для тревожных и депрессивных состояний. А деструктивная информация может быть фактором, который приводит детей к тому, что они стратегии совладания выбирают тоже деструктивные, зачастую аутоагрессивные.
Что можно отнести к информации, которая может нанести вред психологическому здоровью ребенка?
Негативная информация создает хронический неконтролируемый стресс. Наиболее уязвимы дети и подростки групп риска: имеющие психопатологические расстройства (тревожные, депрессивные) и находящиеся в ситуации психологического неблагополучия в школе или дома.
Мы видим, что негативная информация, в первую очередь, ослабляет чувство безопасности. Если ребенок уже имеет эмоциональную нестабильность или домашнее неблагополучие, его чувство безопасности уже ослаблено, и, получая негативную информацию того или иного толка, ребенок усиливает свое чувство опасности, что, в свою очередь, усиливает тревогу. Усиление тревоги приводит к появлению избегающих стратегий.
В ряде случаев дети начинают формировать неконструктивные копинг-стратегии, к которым относится как самоповреждение, так и появление агрессивных копинг-стратегий.
Хочу сказать с точки зрения когнитивно-поведенческого подхода о роли родителей в ситуациях кризиса, стресса, в ситуациях, когда поступает негативная информация из СМИ.
Родители могут быть как фактором, поддерживающим переживания детей на фоне негативной информации, так и фактором, ослабляющим эти переживания.
Не последнюю роль в этом будет играть то, как родители будут давать объяснения в отношении той информации, которую получают дети, и то, каким образом они будут взаимодействовать с детьми, если заметят, что дети увлеклись негативной информацией.
Если родители поддерживающие, то переживания ослабляются. Довольно простая схема, вопрос в том, как её осуществлять. Если родители не поддерживающие и не взаимодействующие, то переживания начинают усиливаться.
В современном мире кто может помочь ребенку либо не поддержать его? Это родители, информация в Интернете — как бы абстрактно это ни звучало, и школа, которая ставится на третье место, потому что, наверное, такого влияния с точки зрения обсуждения каких-то вещей имеет меньше. И еще сверстники.
Мы знаем, что протоколы работы с детьми и подростками содержат такой пункт, как психологическое образование родителей. Далеко шагнула КПТ детей и подростков из психотерапии, из психологического консультирования в работу школьных психологов, даже социальных педагогов. Те, кто интересуются, пользуются базовыми приемами из когнитивно-поведенческой терапии.
Чего можно достичь, работая с родителями, с точки зрения психологического образования родителей? Можно в какой-то степени изменять родительское поведение, менять реакции родителей. Работать с эмоциональными реакциями. Если у родителей существуют дисфункциональные убеждения или когнитивные искажения в отношении детей или того, как ребенок взаимодействует с Интернетом, можно работать и с этими убеждениями.
Если бы специалисты могли бы в рамках взаимодействия с родителями разворачивать их на более конструктивные реакции в отношении детей, то, возможно, мы бы ослабляли два негативных фактора: негативное воздействие социальных сетей и негативное взаимодействие самих родителей.
Приведу несколько примеров того, как разговаривать с детьми о безопасности в Интернете.
Несколько рекомендаций, которые специалисты могли бы адресовать родителям, поскольку не все родители находят нужный язык и реагируют конструктивно на вопросы детей о военных действиях. А дети часто обращаются к родителям с этими вопросами. И если мы говорим о доподростковом возрасте, то такая информация у детей дошкольного и младшего школьного возраста, до 10 лет, часто вызывает сильную тревогу, потому что нарушает чувство защищенности и безопасности.
Если ребенок интересуется этой ситуацией, нужно узнать, что именно его беспокоит, вызывает страх и тревогу.
В первую очередь нужно поинтересоваться, что дети смотрят и слушают, из каких источников берут информацию, — это позволит исправить любую неверную информацию, которую они получили из Интернета, ТВ, от друзей или слышали от других взрослых, и позволит им успокоиться.
Дети могут задавать разные вопросы, в том числе достаточно прямолинейные: «Мы все умрем?», «На нас сбросят ядерную бомбу?», «Нас захватят?» и т.д. В этом случае нужно снова поинтересоваться, как ребенок пришел к этой мысли, и заверить детей, что этого не произойдет. Задача родителя — убедить ребенка, что ему и его близким ничего не угрожает. Объяснять причины и последствия сложных исторических моментов нет необходимости. Даже если есть реальная опасность — ребенка нужно заверить в том, что взрослые делают все необходимое, чтобы его защитить.
Не старайтесь уклоняться от прямых вопросов детей и говорить им стереотипно «Не говори глупостей!» или что-то подобное, это может вызвать у них еще больше тревоги.
Постарайтесь не обсуждать в присутствии детей тревожные политические события, а тем более слухи.
Следите за состоянием детей и своим собственным состоянием, помните о своей уязвимости и о том, что дети хорошо чувствуют вашу тревогу и страхи.
Ограничьте поток информации для себя и для детей.
Как говорить с подростками? От подростка, который самостоятельно читает новости, ходит в школу и общается с друзьями, скрывать кризисный момент уже нет смысла. Он узнает об этом сам и, скорее всего, сам сформирует точку зрения. На нее, вероятно, повлияют источники информации и ближайшее окружение. Позиция подростков часто отличается от взрослой и обладает особой эмоциональной заряженностью. И когда подростки сталкиваются с иным мнение взрослых, выраженным внутри семьи, возникает идеологический раскол.
Важно сохранить эмоциональную стабильность и не потерять хорошие отношения в семье. Также важно не обесценивать мнение подростка и задавать себе вопрос: «Что важнее: сохранить отношения с ребенком или отстоять свою правоту и взгляды?»
Можно предложить ребенку высказывать свою точку зрения и поделиться в ответ своей. Необходимо следить за корректностью своего поведения и показывать, что мнение подростка по-настоящему интересно вам, а также не катастрофизировать ситуацию.
К продуктивной стратегии будут относиться высказывания:
Поощряйте своих детей говорить о своих негативных чувствах и мыслях, помогите им разобраться в себе и рассказать вам или другим взрослым, которым они доверяют, что заставляет их становиться замкнутыми или «уходить в себя».
Дети и подростки в возрасте до 18 лет составляют примерно треть пользователей Интернета в мире. Исследователи устанавливают, что чрезмерное использование Интернета может стать причиной возникновения у детей тревожных и депрессивных расстройств. Сразу скажу, что я не считаю, что Интернет является единственной причиной появления этих расстройств. Причины их возникновения, разумеется, комплексные. Но то, что Интернет явно является не последним в этом комплексе причин, это совершенно очевидно и основывается на достаточно серьезных исследованиях.
Испытывая переживания тревожно-депрессивного толка, попадая в сложные, проблемные ситуации, дети начинают искать решения того, как справиться с этой ситуацией, и, в первую очередь, обращаются к Интернету, где могут столкнуться как с полезными рекомендациями, так и с предложениями неконструктивного или даже деструктивного толка, например, «унять душевную боль» через селф-харм.
Тревожная и негативная информация может быть подкрепляющим фактором для тревожных и депрессивных состояний. А деструктивная информация может быть фактором, который приводит детей к тому, что они стратегии совладания выбирают тоже деструктивные, зачастую аутоагрессивные.
Что можно отнести к информации, которая может нанести вред психологическому здоровью ребенка?
- сцены насилия, убийств, которые могут содержаться в видео, играх;
- эпизоды жестоких драк, нападений;
- видеоролики и аудиосообщения, содержащие устрашающий, пугающий контент как реального, так и мистического содержания;
- игры, перенасыщенные действиями агрессивного характера.
- когнитивные и эмоциональные изменения;
- аддиктивный потенциал;
- онлайн-буллинг;
- сексуальные злоупотребления, вовлечение в порнографию, сексуальное насилие;
- доведение до суицидов, романтизация и популяризация суицидов и самоповреждений;
- интернет-мошенничество;
- вовлечение несовершеннолетних в гражданские волнения, экстремистскую деятельность.
Негативная информация создает хронический неконтролируемый стресс. Наиболее уязвимы дети и подростки групп риска: имеющие психопатологические расстройства (тревожные, депрессивные) и находящиеся в ситуации психологического неблагополучия в школе или дома.
Мы видим, что негативная информация, в первую очередь, ослабляет чувство безопасности. Если ребенок уже имеет эмоциональную нестабильность или домашнее неблагополучие, его чувство безопасности уже ослаблено, и, получая негативную информацию того или иного толка, ребенок усиливает свое чувство опасности, что, в свою очередь, усиливает тревогу. Усиление тревоги приводит к появлению избегающих стратегий.
В ряде случаев дети начинают формировать неконструктивные копинг-стратегии, к которым относится как самоповреждение, так и появление агрессивных копинг-стратегий.
Хочу сказать с точки зрения когнитивно-поведенческого подхода о роли родителей в ситуациях кризиса, стресса, в ситуациях, когда поступает негативная информация из СМИ.
Родители могут быть как фактором, поддерживающим переживания детей на фоне негативной информации, так и фактором, ослабляющим эти переживания.
Не последнюю роль в этом будет играть то, как родители будут давать объяснения в отношении той информации, которую получают дети, и то, каким образом они будут взаимодействовать с детьми, если заметят, что дети увлеклись негативной информацией.
Если родители поддерживающие, то переживания ослабляются. Довольно простая схема, вопрос в том, как её осуществлять. Если родители не поддерживающие и не взаимодействующие, то переживания начинают усиливаться.
В современном мире кто может помочь ребенку либо не поддержать его? Это родители, информация в Интернете — как бы абстрактно это ни звучало, и школа, которая ставится на третье место, потому что, наверное, такого влияния с точки зрения обсуждения каких-то вещей имеет меньше. И еще сверстники.
Мы знаем, что протоколы работы с детьми и подростками содержат такой пункт, как психологическое образование родителей. Далеко шагнула КПТ детей и подростков из психотерапии, из психологического консультирования в работу школьных психологов, даже социальных педагогов. Те, кто интересуются, пользуются базовыми приемами из когнитивно-поведенческой терапии.
Чего можно достичь, работая с родителями, с точки зрения психологического образования родителей? Можно в какой-то степени изменять родительское поведение, менять реакции родителей. Работать с эмоциональными реакциями. Если у родителей существуют дисфункциональные убеждения или когнитивные искажения в отношении детей или того, как ребенок взаимодействует с Интернетом, можно работать и с этими убеждениями.
Если бы специалисты могли бы в рамках взаимодействия с родителями разворачивать их на более конструктивные реакции в отношении детей, то, возможно, мы бы ослабляли два негативных фактора: негативное воздействие социальных сетей и негативное взаимодействие самих родителей.
Приведу несколько примеров того, как разговаривать с детьми о безопасности в Интернете.
- Избегать шаблонов и стереотипов: «Опять висишь в своем телефоне! Это вредно! Глаза испортишь! Голова перестанет работать!» И т.п.
- Проявите интерес к тому контенту, которые ребенок потребляет в Интернете.
- Не говорите об Интернете только в отрицательном ключе — это увлекательный мир, в котором много полезного и интересного. Тем более что взрослые сами много времени проводят в Интернете, дети это видят, и говорить только о его вреде нелогично.
- Расскажите (не запугивая и не на высоких тонах) о рисках Интернета, таких как мошенничество, насилие, наркотики, порнография, экстремизм, призывы к самоубийству. После информирования поговорите о правилах безопасного поведения.
- Поддерживайте контакт, старайтесь договариваться, в том числе и о том, сколько времени ребенок, в зависимости от его возраста, может проводить в Интернете.
- Постарайтесь обеспечить досуг детей таким образом, чтобы у них были и другие увлекательные занятия помимо Интернета.
Несколько рекомендаций, которые специалисты могли бы адресовать родителям, поскольку не все родители находят нужный язык и реагируют конструктивно на вопросы детей о военных действиях. А дети часто обращаются к родителям с этими вопросами. И если мы говорим о доподростковом возрасте, то такая информация у детей дошкольного и младшего школьного возраста, до 10 лет, часто вызывает сильную тревогу, потому что нарушает чувство защищенности и безопасности.
Если ребенок интересуется этой ситуацией, нужно узнать, что именно его беспокоит, вызывает страх и тревогу.
В первую очередь нужно поинтересоваться, что дети смотрят и слушают, из каких источников берут информацию, — это позволит исправить любую неверную информацию, которую они получили из Интернета, ТВ, от друзей или слышали от других взрослых, и позволит им успокоиться.
Дети могут задавать разные вопросы, в том числе достаточно прямолинейные: «Мы все умрем?», «На нас сбросят ядерную бомбу?», «Нас захватят?» и т.д. В этом случае нужно снова поинтересоваться, как ребенок пришел к этой мысли, и заверить детей, что этого не произойдет. Задача родителя — убедить ребенка, что ему и его близким ничего не угрожает. Объяснять причины и последствия сложных исторических моментов нет необходимости. Даже если есть реальная опасность — ребенка нужно заверить в том, что взрослые делают все необходимое, чтобы его защитить.
Не старайтесь уклоняться от прямых вопросов детей и говорить им стереотипно «Не говори глупостей!» или что-то подобное, это может вызвать у них еще больше тревоги.
Постарайтесь не обсуждать в присутствии детей тревожные политические события, а тем более слухи.
Следите за состоянием детей и своим собственным состоянием, помните о своей уязвимости и о том, что дети хорошо чувствуют вашу тревогу и страхи.
Ограничьте поток информации для себя и для детей.
Как говорить с подростками? От подростка, который самостоятельно читает новости, ходит в школу и общается с друзьями, скрывать кризисный момент уже нет смысла. Он узнает об этом сам и, скорее всего, сам сформирует точку зрения. На нее, вероятно, повлияют источники информации и ближайшее окружение. Позиция подростков часто отличается от взрослой и обладает особой эмоциональной заряженностью. И когда подростки сталкиваются с иным мнение взрослых, выраженным внутри семьи, возникает идеологический раскол.
Важно сохранить эмоциональную стабильность и не потерять хорошие отношения в семье. Также важно не обесценивать мнение подростка и задавать себе вопрос: «Что важнее: сохранить отношения с ребенком или отстоять свою правоту и взгляды?»
Можно предложить ребенку высказывать свою точку зрения и поделиться в ответ своей. Необходимо следить за корректностью своего поведения и показывать, что мнение подростка по-настоящему интересно вам, а также не катастрофизировать ситуацию.
К продуктивной стратегии будут относиться высказывания:
- ты можешь иметь другое мнение, но мы одна семья;
- что именно тебя раздражает? Что ты хочешь сделать, когда это чувствуешь?
- иногда все мы чувствуем себя подавленными. Давай подумаем, какие у нас проблемы, и какую из них надо решить в первую очередь;
- что я сейчас должен понять? Я действительно хочу это знать.
Поощряйте своих детей говорить о своих негативных чувствах и мыслях, помогите им разобраться в себе и рассказать вам или другим взрослым, которым они доверяют, что заставляет их становиться замкнутыми или «уходить в себя».
Автор Пикулева-Харгел Оксана Анатольевна
Мы все с вами попали в черный тоннель, и единственное, что у нас остается, это наше мужество и мы друг у друга. И нам ничего не остается, как научиться быть антихрупкими.
Антихрупкость — это способность к извлечению выгоды из неудач, потерь, ошибок; умение закаляться, развиваться и становиться сильнее при столкновении с хаосом.
Что мы с вами видим сегодня в окружающей нас реальности? Безусловно, главный травмирующий фактор, который заставляет нас тревожиться, бояться, паниковать, — это неопределенность происходящего. Мы не знаем, когда все это кончится, к чему это приведет. Мы видим, что идет военная спецоперация в соседней стране, принесшая горе и травмы. Информационный штурм и фейковые цунами. Мы видим, что усилились русофобные настроения во всем мире, есть стигматизация россиян.
Это тоже данность. Финансово-экономический кризис. От новостей у людей происходит паника на ровном месте из-за ощущения, что мир просто разрушается… Это обусловило массовое психологическое неблагополучие практически всего населения. И это не только взрослые. Мы заражаем своим настроением детей и подростков. Небывалый рост тревоги, страхов и агрессии. Людей просто кроет эмоциями. Мы видим это по дестабилизирующему поведению в социальных сетях
.
Предлагаю посмотреть на это через логотерапевтическую модель, которую положил в основу своей терапии Виктор Франкл. Он говорил, любая ситуация, в которой бы мы ни были, будет иметь два поля. Первое — поле судьбы, то, что мы не можем изменить: наша биография, наше биологическое, социальное, психологическое прошлое. Здесь же все действия других людей, которые живут в этом мире. Это я не могу изменить. Если я все время нахожусь в этом поле и все время рефлексирую по поводу того, как и зачем они это сделали, я чувствую себя жертвой обстоятельств, жертвой судьбы. Это поле не поддается моему контролю.
Что у меня есть? У меня есть второе поле — поле моих возможностей, моей свободы. В любой ситуации, даже если я лежу на смертном одре, у меня есть возможности, пока я жив и дышу. Как только мы переходим в это поле свободы, мы начинаем выбирать возможности, обладающие наибольшим смыслом в этой ситуации и для меня, и для мира. Как только я выбираю наиболее смысловую возможность, я становлюсь автором решения, автором своей жизни.
Что нужно делать сейчас в ответ на «дано»?
Что происходит с нами при остром стрессе в экстремальной ситуации? Резкое повышение чувствительности, неприятные ощущения на теле, запахи раздражают.
В остром стрессе, безусловно, страдает внимание:
Признаки затяжного стресса.
ПТСР (посттравматическое стрессовое расстройство) — тяжелое психическое состояние, которое возникает в результате психотравмирующей ситуации, которую человек не мог контролировать и управлять ею в моменте (военные действия, тяжелая физическая травма, насилие, угроза смерти). В этом случае важна квалифицированная психотерапия и поддерживающая фармтерапия.
Состояние выученной беспомощности запускает триггер травмы.
Выученная беспомощность — состояние человека или животного, при котором индивид не предпринимает попыток к улучшению своего положения (не пытается избежать отрицательных стимулов или получить положительные), хотя имеет такую возможность.
Выученная беспомощность появляется, как правило, после нескольких неудачных попыток воздействовать на отрицательные обстоятельства среды (или избежать их) и характеризуется пассивностью, отказом от действия, нежеланием менять враждебную среду или избегать её, даже когда появляется такая возможность.
Три основных фактора, которые образуют выученную беспомощность:
У любого человека есть два типа поведения: реактивное и проактивное.
Реактивное поведение направлено на привычные ситуации, долженствующее поведение (делаю то, что должен), импульсивное поведение («стимул — реакция»).
Проактивное поведение — инициативное поведение, к которому никто не обязывает.
Три фактора поисковой активности:
Физическое поле — базовое. Антидоты тревожности — «сохраняем себя»:
Виктор Франкл говорил о том, что есть три царские дороги к смыслу:
Мы все с вами попали в черный тоннель, и единственное, что у нас остается, это наше мужество и мы друг у друга. И нам ничего не остается, как научиться быть антихрупкими.
Антихрупкость — это способность к извлечению выгоды из неудач, потерь, ошибок; умение закаляться, развиваться и становиться сильнее при столкновении с хаосом.
Что мы с вами видим сегодня в окружающей нас реальности? Безусловно, главный травмирующий фактор, который заставляет нас тревожиться, бояться, паниковать, — это неопределенность происходящего. Мы не знаем, когда все это кончится, к чему это приведет. Мы видим, что идет военная спецоперация в соседней стране, принесшая горе и травмы. Информационный штурм и фейковые цунами. Мы видим, что усилились русофобные настроения во всем мире, есть стигматизация россиян.
Это тоже данность. Финансово-экономический кризис. От новостей у людей происходит паника на ровном месте из-за ощущения, что мир просто разрушается… Это обусловило массовое психологическое неблагополучие практически всего населения. И это не только взрослые. Мы заражаем своим настроением детей и подростков. Небывалый рост тревоги, страхов и агрессии. Людей просто кроет эмоциями. Мы видим это по дестабилизирующему поведению в социальных сетях
.
Предлагаю посмотреть на это через логотерапевтическую модель, которую положил в основу своей терапии Виктор Франкл. Он говорил, любая ситуация, в которой бы мы ни были, будет иметь два поля. Первое — поле судьбы, то, что мы не можем изменить: наша биография, наше биологическое, социальное, психологическое прошлое. Здесь же все действия других людей, которые живут в этом мире. Это я не могу изменить. Если я все время нахожусь в этом поле и все время рефлексирую по поводу того, как и зачем они это сделали, я чувствую себя жертвой обстоятельств, жертвой судьбы. Это поле не поддается моему контролю.
Что у меня есть? У меня есть второе поле — поле моих возможностей, моей свободы. В любой ситуации, даже если я лежу на смертном одре, у меня есть возможности, пока я жив и дышу. Как только мы переходим в это поле свободы, мы начинаем выбирать возможности, обладающие наибольшим смыслом в этой ситуации и для меня, и для мира. Как только я выбираю наиболее смысловую возможность, я становлюсь автором решения, автором своей жизни.
Что нужно делать сейчас в ответ на «дано»?
- Системно применять лично к себе инструменты стресс-менеджмента.
- Активировать свою автономную зону контроля.
- Включить критическое мышление и поисковый режим деятельности мозга.
- «Не падать до выстрела» — для этого необходимо сформировать свое поле свободы.
Что происходит с нами при остром стрессе в экстремальной ситуации? Резкое повышение чувствительности, неприятные ощущения на теле, запахи раздражают.
В остром стрессе, безусловно, страдает внимание:
- концентрация не держится;
- внимание распределенное, одновременно на многом — полевое; быстро переключается с одного на другое;
- трудно сосредоточиться на чем-либо.
- непроизвольные воспоминания о случившемся. А для любой содержательной деятельности нам нужны произвольные процессы (память и внимание);
- мобилизация мышления в стрессе не происходит;
- когнитивные процессы обслуживающие — и запускают их наши эмоции.
Признаки затяжного стресса.
- У вас возникает постоянное чувство раздраженности, подавленности, тревога.
- Ощущается физическая слабость, головная боль, усталость, нежелание что-либо делать.
- Снижается концентрация внимания, возникают проблемы с памятью и снижение скорости мыслительного процесса.
- Аппетит снижен или, наоборот, вас преследует постоянное чувство голода, вы переедаете.
- Вы долго не можете уснуть, сон беспокойный, прерывистый.
- Вам почти невозможно расслабиться, выкинуть из головы свои дела и проблемы.
- Появляются навязчивые привычки: вы покусываете губы, грызете ногти…
- Снижается интерес к окружающим, даже к лучшим друзьям, к родным и близким.
- Вы смотрите на жизнь с пессимизмом, испытываете жалость к себе.
ПТСР (посттравматическое стрессовое расстройство) — тяжелое психическое состояние, которое возникает в результате психотравмирующей ситуации, которую человек не мог контролировать и управлять ею в моменте (военные действия, тяжелая физическая травма, насилие, угроза смерти). В этом случае важна квалифицированная психотерапия и поддерживающая фармтерапия.
Состояние выученной беспомощности запускает триггер травмы.
Выученная беспомощность — состояние человека или животного, при котором индивид не предпринимает попыток к улучшению своего положения (не пытается избежать отрицательных стимулов или получить положительные), хотя имеет такую возможность.
Выученная беспомощность появляется, как правило, после нескольких неудачных попыток воздействовать на отрицательные обстоятельства среды (или избежать их) и характеризуется пассивностью, отказом от действия, нежеланием менять враждебную среду или избегать её, даже когда появляется такая возможность.
Три основных фактора, которые образуют выученную беспомощность:
- стойкая уверенность, что сам не можешь справиться с задачей;
- ощущение, что не можешь контролировать ситуацию;
- любые причины неуспеха приписываются самому себе.
У любого человека есть два типа поведения: реактивное и проактивное.
Реактивное поведение направлено на привычные ситуации, долженствующее поведение (делаю то, что должен), импульсивное поведение («стимул — реакция»).
Проактивное поведение — инициативное поведение, к которому никто не обязывает.
Три фактора поисковой активности:
- двигательная активность;
- преобразование неконтролируемого стресса в контролируемый;
- наблюдение здесь и сейчас.
Физическое поле — базовое. Антидоты тревожности — «сохраняем себя»:
- периодическое брюшное дыхание с акцентом на выдох;
- десенсибилизация глаз;
- двигательная активность, свежий воздух (зарядка; ремонт или уборка дома);
- ритуалы — якорь стабилизации; режим дня;
- сон;
- здоровая еда, много воды;
- водные процедуры (контрастный душ, теплая ванна);
- телесная терапия (самомассаж, растирание полотенцем, прохлопывание, тряска);
- техники прогрессивной мышечной релаксации;
- пение;
- стрейчинг, танцы.
- мобилизующие — страх, тревога, гнев;
- восстанавливающие — спокойствие, интерес, радость.
- Модель 3Д = Дыши + Думай + Действуй.
- Проговорить эмоции.
- Тактильная поддержка друг друга.
- Информационная гигиена.
- Ведение личного дневника.
- Духовные практики (молитва, медитация, аффирмация).
- Юмор.
- Эмпатия и помощь другим.
- Разговоры по душам (семья / друзья / психолог), зоотерапия.
- Музыка.
- Смех, игры, пение, танцы — 4 физические практики радости.
- Осознанная концентрация внимания на настоящем.
- Цели на день и неделю — стратегия малых шагов.
- Повторение плана действий.
- Станьте частью группы, которая сильно во что-то верит.
- Оказывайте и принимайте социальную поддержку.
- Найдите свою ролевую модель.
- Помогайте другим людям, созидайте новое и ценное для мира.
- Рационализация тревоги и вербализация страхов.
- Учимся оптимизму вопреки.
Виктор Франкл говорил о том, что есть три царские дороги к смыслу:
- Созидание (то, что мы даем миру)
- Переживание (то, что мы берем от мира)
- Отношение (то, как мы относимся к страданиям)
- реалистичный оптимизм;
- способность смотреть в лицо страху;
- социальная поддержка;
- наличие ролевых моделей устойчивости;
- смысл жизни;
- физическая нагрузка;
- умственная деятельность;
- когнитивная гибкость;
- эмоциональная гибкость.
РЕЗУЛЬТАТЫ
В 2022 г. в рамках форума «Сообщество» проведен цикл круглых столов на тему «Переобучение и адаптация лиц, уволенных из Вооруженных Сил и других силовых структур. Медико-психологическая адаптация военнослужащих, принимавших участие в СВО». Представителем НП «ВолонтерСиб» выступал Лях Игорь Вячеславович с темой психологической адаптации лиц, уволенных из Вооруженных Сил. Намечен план создания и реализации полноценной программы медико-психологической адаптации военнослужащих с привлечением волонтеров-психологов.
Информация о проекте представлена на сайте волонтерсиб.рф и в группе VK.
О проекте прошли прямые эфиры на Радио Комсомольская правда и Радио России.
Информация о возможности получения психологической помощи размещена в методичке-маршрутизаторе для участников СВО.
Проведено комплексное обучение волонтеров-психологов навыкам эмоционально-психологической реабилитации целевой аудитории проекта в соответствии с планом (снижение риска социальной опасности, возвращение работоспособности, социальной активности и вовлеченности граждан).
Оказывается адресная психологическая помощь.